Начало – ЗДЕСЬ, ЗДЕСЬ, ЗДЕСЬ и ЗДЕСЬ

Лекция, прочитанная в 2012 году перед аудиторией ИПЦ

Кого назначил Митрополит Петр своими заместителями, кроме Сергия? На первом месте там стоял митрополит Арсений (Стадницкий), который позже и с Сергием сотрудничал. На втором месте был собственно Сергий. На третьем месте был Михаил (Ермаков), позднее он стал сергианским экзархом Украины. И на последнем месте был архиепископ Иосиф (Петровых). Какого-то собрания епископов, подобного тому, что было на погребении Патриарха Тихона, которое узаконило местоблюстительство Петра, после ареста Петра уже собрать не удалось. Все, что удалось собрать, это этот Временный Высший церковный совет, который возглавил архиепископ Григорий (о нем шла речь в предыдущей части).

14 декабря Сергий (Страгородский) заявил о своем вступлении в права заместителя, потому что митрополит Арсений был арестован. Тогда же зародилась теория, что видно по переписке Сергия, о том, что местоблюститель, пока арестован, не имеет права участвовать сам в активных церковных делах. Эта теория достигла совершенства во время переписки Сергия с Агафангелом. И потом в одном из первых номеров или даже в первом номере «Журнала Московской патриархии», который разрешили издавать с 30-го по 35-й годы, была статья митрополита Сергия. В ней он доказывал, что права заместителя полностью совпадают с правами того, кого он замещает, а тот, кого замещают, не вправе эти права у заместителя изъять, поскольку он сам в активной церковной деятельности не участвует. Если он вернется, то ему должны вернуться эти права. А пока он в заключении, он не имеет права эти права у заместителя изымать.

Позицию Сергия по вопросу о передаче власти трудно оправдать. Сам Митрополит Петр хотел передать свои полномочия Агафангелу. Для этого были законные основания, поскольку Агафангела назначил не Петр, а еще Патриарх Тихон своим местоблюстителем. Поэтому Митрополит Петр не вправе был пересматривать завещание Патриарха Тихона, а, значит, митрополит Агафангел должен был вступить в права местоблюстителя, как он это и собирался поначалу делать.

Что еще интересно? В своем первом послании 22-го года, когда он замещал Патриарха Тихона, и в своем послании в мае 26-го года митрополит Агафангел писал, что все епархии должны управляться самостоятельно, должны перейти на автокефальное положение, что соответствует духу и букве указа № 362 Патриарха Тихона. А обновленцы сделали в то время главной целью своей деятельности, как они писали, ликвидацию всевозможных автокефалий, на которые распадается Русская Церковь. И они пытались донести до советской власти, что автокефалии – это очень зыбкая среда, которой невозможно управлять, поэтому важно иметь вертикаль, централизованное управление, какой-то всем понятный центр церковной власти. Я думаю, что Сергий мыслил примерно в таких же категориях.

Между тем, автокефалии были и до сих пор остаются единственно возможной формой организации Церкви в условиях гонений. Это доказал еще опыт первых веков христианства, когда не было такой жесткой церковной вертикали с патриаршими центрами, с обязательным подчинением местных епископов столичным. В условиях гонений действительно невозможно сохранить вертикаль церковного управления. Для гонений единственной формой управления является то, что написано в указе № 362. Если мы согласны с тем, что у нас гонения продолжаются до сих пор, то мы, наверное, должны согласиться и с тем, что мы имеем право существовать пока в каком-то автономном состоянии, не имея общего духовного центра, но, самое главное, это не должно мешать нашему церковному и евхаристическому общению.

Административное разделение в большинстве случаев не связано с разделением в вере. Допустим, с митрополитом Одесским Агафангелом у нас есть разделения в вере, но с остальными «осколками» РПЦЗ таких разделений нет. Я думаю, что мы должны поступать так же, как поступали наши отцы-новомученики и отцы Катакомбной Церкви…

Вернемся к тайным выборам Патриарха по переписке в 1926 году. За митрополита Кирилла, как Патриарха, на июль 26-го года было собрано 72 подписи архиереев. То есть, абсолютное большинство тех, кто имел право голоса, и митрополит Кирилл мог по этому письменному голосованию вступить в права патриарха. Но его постоянно арестовывали. На свободе он был очень недолго, короткими отрывками времени. У него было, насколько я помню, четыре ареста. И он всего несколько месяцев был на свободе в конце 20-х в 30-е годы. Но это голосование говорит, по крайней мере, о его авторитетности.

Сейчас уже, наверное, все знают, что в 37-м году митрополит Кирилл написал письмо иеромонаху Леониду, где он говорит о том, что ожидания, что митрополит Сергий исправит свои ошибки, не оправдались. И что для прежде несознательных членов Церкви уже не может быть оправдания в их общении с Сергием. Если раньше любили ссылаться на митрополита Кирилла, как на иерарха авторитетного, который учил, что тем, кто по неведению остается с Сергием, подается спасительная благодать в таинствах, то в 37-м году он уже перешел на позицию митрополита Иосифа и учил, что никакого Православия в сергиевской позиции нет.

Слушатель:

– У меня такое впечатление, что времени на то, чтобы во всем разобраться, у него было достаточно. По неведению никто не может оправдываться, потому что Сергий уже совершил целый ряд шагов.

Лектор:

В конце концов, что мы имели в 27-м году? Мы имели, во-первых, узурпацию церковной власти с помощью создания «синода»; декларацию, которая подчиняла Церковь внешнему безбожному контролю и внешнему управлению. Но мы еще не имели прямой хулы на Новомучеников, которую произнес митрополит Сергий в интервью западным журналистам в феврале 30-го года. И потом эту хулу повторил в предисловии к книге «Правда о религии в России» 42-го года.

Он там пишет, что «некоторые наши оппоненты за границей говорят, что мы красная церковь, что мы изменили курс нашего предшественника, но даже они уже успели за эти годы убедиться, что мы встали на твердый путь, единственно возможный в этих исторических условиях». Сергий выражение «красная церковь», пусть даже иронически, но применяет по отношению к своей юрисдикции. И дальше в том же предисловии он пишет, что многочисленные церковные деятели, «прикрываясь церковным знаменем», занимались политической деятельностью, поэтому получили свое наказание от советской власти как политические преступники.

С 30-го по 42-й годы риторика почти не изменилась. В тех же выражениях Сергий произносит хулу на мучеников, что, с христианской точки зрения, наверное, было равносильно хуле на Самого Иисуса Христа, Который тоже является Мучеником с большой буквы и Подвигоположником мученичества в Церкви.

Слушатель:

– Его смерть же тоже можно истолковать с политической точки зрения?

Лектор:

– Да. Можно, конечно. Политический преступник. Суд интересовался политическими вопросами, вопросами царства, спрашивал, царь ли Он, не отрекся ли Он от того, что Он царь. Это же тоже была некая узурпация власти, с точки зрения судьи.

Слушатель:

– Скажите, пожалуйста, а можно ли какие-то параллели с современной жизнью провести? Период сергианства, в частности, Сергия, и Кирилла сравнить с нынешним периодом: отличия, что общего?

Лектор:

– Главную параллель я хотел бы провести между разными ответвлениями Катакомбной Церкви, которые тогда появились, и разными «осколками» Зарубежной Церкви, которые сейчас есть. Мне кажется, что главный урок мы должны извлечь в этой плоскости, что раз тогда была такая модель существования, то почему сейчас она невозможна.

А про параллель между Сергием и Кириллом (Гундяевым) можно ответить словами, допустим, отца Михаила Ардова. Он не один эту идею высказывал, что все советские патриархи двигались по нисходящей линии, что Алексей I был «хуже», чем Сергий, Пимен был «хуже», чем Алексий I, Алексий II выглядел очень неуверенно на фоне Пимена и, наконец, Кирилл оказался намного более скандальной фигурой, чем был Алексий II. Вот так, рассуждая эмоционально, по-человечески, можно усмотреть такую разницу.

Если в обратную сторону двигаться, то Алексий II не занимался бизнесом в таких масштабах и в таких предосудительных формах, как Кирилл. Он не так активно участвовал в политической жизни, он не претендовал на какую-то руководящую роль в государстве, как сегодня про патриарха Кирилла пишут, что Россию спасет только союз патриарха Кирилла и Владимира Путина, что между ними должен быть теснейший симфонический союз, и только он спасет Россию. Алексей II не претендовал на такие позиции.

А, скажем, Пимен, по сравнению с Алексеем II, считался молитвенным старцем, очень любил богослужения, много пострадал в советские годы, особенно во время войны и после войны. В общем, когда он выходил на балкончик в Троице-Сергиевой лавре на дни памяти преподобного Сергия, прямо чувствовалось, что он стремится к этому народу, но не может переступить через этот барьер, что он в золотой клетке, он по-своему страдает. Я сам наблюдал, как он стоял там минут двадцать, всматривался в людей, изредка повторял фразу «Поздравляю», «С праздником преподобного Сергия», «Давайте будем молиться еще горячее», еще что-то хотел сказать, но не мог этого сказать по цензурным соображениям. И какой-то между ним и народом возникал душевный контакт в эти моменты.

Помню, как я сам, будучи новообращенным, а патриарх Пимен был уже глубоким старцем, немощным, пришел в Елоховский собор, и патриарх Пимен, сидя на кафедре в кресле, помазывал верующих. Уже давно закончилась всенощная, закончился первый час, где-то в углах собора началась исповедь, уже полная тишина, а патриарх Пимен все не уходит, сидит и помазывает. Это очень трогательно. У Алексия II такое невозможно представить.

А что такое был Пимен по сравнению с Алексием I? Алексий I был благородный человек из дворянского рода, с утонченными манерами, ценитель классической музыки, аскет в известном смысле. На его фоне Пимен был тучным, грубоватым, простоватым выходцем из рабоче-крестьянской среды. Поэтому многие скорбели, что именно Пимена выбрали в те годы.

Возможно, так же сравнивали, так глубоко я не могу погрузиться, уже просто нет свидетелей того времени, Сергия и Алексия I, не исключено. Сергий был таким благостным старцем, уже в глубоко преклонном возрасте. Он был знаменитым дореволюционным богословом, автором книг. Алексий I казался молодым, амбициозным. Может быть, он проигрывал при таком сравнении.

Слушатель:

– В силе интеллекта, наверное, тоже.

Лектор:

– Да, Сергий разработал свое «учение о спасении». А Алексий I богословом не был. Никаких его трудов нам не известно богословских.

Итак, период 26-27-го годов был периодом частой смены высшей церковной власти в Русской Церкви. Как я говорил, Сергий воспринял эту власть в декабре 25-го года, а осенью 26-го его арестовали. Чуть позже уже третий раз арестовали митрополита Кирилла (Смирнова). И заместителем местоблюстителя стал митрополит Иосиф (Петровых). Такой интересный момент. Получается, что Сергий допускает, что при аресте права переходят к следующему по списку заместителю, а не к тому, кого назначил сам Сергий. По идее, в его логике, когда власть передается от местоблюстителя к лицу, которое его замещает, дальше она должна передаваться лицу, которое замещает заместителя. Здесь почему-то по-другому произошло. Митрополит Иосиф был указан в завещании Митрополита Петра, а не митрополита Сергия. Получается, что с уходом заместителя полномочия могут переходить к другому заместителю. Почему же они так же не могут переходить от одного местоблюстителя к другому местоблюстителю? Почему эта логика неприменима к митрополиту Агафангелу? Сергий же согласился, чтобы Иосиф его заместил, хотя он Иосифа не назначал. Получается, что митрополит Иосиф был некоторое время предстоятелем нашей Церкви, поэтому иосифляне – это не какая-то отделившаяся маргинальная группа, а это последователи одного из предстоятелей всей Церкви.

В свою очередь, митрополит Иосиф, когда был заместителем местоблюстителя, назначил тоже своим завещанием троих заместителей заместителя, точнее, как тогда называлось, исполняющих дела заместителя местоблюстителя. Ими стали иерархи уже на уровне архиепископов - Фаддей, Корнилий и Серафим. После того, как арестовали митрополита Иосифа в очередной раз, в права исполняющего дела заместителя вступил архиепископ Серафим (Самойлович), который был даже не епархиальным, а викарным епископом Угличским. Единственное, чем он запомнился в короткий период своего заместительства, это тем, что он издал послание, где призывал всех архиереев переходить на самоуправление и решать те дела, которые раньше требовали участия центральной церковной власти, просто на местах в епархиях.

В начале марта 27-го года арестовали власти архиепископа Серафима, который пробыл заместителем меньше трех месяцев.

Слушатель:

– Он законное постановление издал?

Лектор:

– Это не постановление было. Он издал послание, просто послание. Он никаких административных документов не издавал.

Правда, в литературе пишут, что к нему приезжали архиереи из Ярославля, других городов, советовались с ним. И он всем говорил одно и то же, что, извините, я не могу быть высшим судьей над вами, решайте эти вопросы сами в своих епархиях, собирайте епархиальные соборы, если это нужно. То есть он очень смиренную позицию занимал, ни на какую власть не претендовал. Он был как бы символом единства поместной Церкви, но он не был административным центром. Его поминовение, признание его как заместителя означало просто, что мы находимся в общении, что это единое тело церковное. Это была его главная миссия, а не в том, чтобы издавать указы, проводить какие-то реформы. В то время, когда были постоянные гонения, всех арестовывали, наверное, было бы нелепо заниматься какой-то административной работой.

В свое время у нас был в Москве семинар религиозно-просветительский еще в 90-м году у отца Кирилла (Сахарова), где мы изучали новейшую церковную историю 20-х годов, прямо из семинара в семинар на протяжении целого года. Тогда была возможность отдельно поговорить об архиепископе Серафиме, разобрать его послание, поговорить о его дальнейшей участи. Сейчас у нас «контурный» обзор, конспект, кто от кого избирался и кто от кого откапывался.

Я считаю, что, еще раз повторюсь, у нас сильно преувеличено, с подачи митрополитов Мануила (Лемешевского) и Иоанна (Снычева), представление, что именно в 30-е годы все только и делали, что раскалывались. И все эти многочисленные истинно-православные группы отделялись друг от друга, не имели никакой дисциплины. Нет, я думаю, что это неправильное представление. Должна на смену ему прийти другая модель: что это просто форма конфедеративного устройства Церкви. Когда есть гонения, когда центр, кто бы его ни представлял, всегда оказывается уязвимым, на него легче надавить, Церковь просто обязана децентрализовываться. Только так она может сохраниться.

Не надо думать, что эти отдельные названия групп ИПЦ свидетельствуют о том, что они были в расколе друг с другом. Эти названия условные. Часто они вообще давались внешними людьми, не самой группой. Как, например, «карловчане» так называемые. Себя они никогда не называли карловчанами.

Слушатель:

– Просто именующие себя православными забыли, что в основе Церкви стоит единая вера, а не вертикаль власти.

Лектор:

– Об этом хорошо говорил священномученик архиепископ Иларион (Троицкий). Слова эти так звучат, если я правильно смогу процитировать: «Не в единстве внешней организации заключается сила Церкви, а в любви, единомыслии и верности ее чад». То есть когда даже нет внешней организации, Церковь продолжает существовать.

А Сергий, который вроде боролся с юридизмом в богословии, создал абсолютно юридистское представление об организации церковной власти. Во время известной встречи с группой петроградского духовенства в декабре 27-го года ему пытались объяснить, что Церковь – это не административный аппарат. Сергий говорил, что «я спасаю административный центр, спасаю Церковь тем самым». В Церкви иногда важно отказаться от административного аппарата, чтобы сохранить верность истине, иногда аппарат мешает достижению этой цели. Во время гонений он точно мешает. Гонители, в первую очередь, пытаются через него соблазнять всех остальных церковных чад.

(Продолжение следует)