(продолжение. Начало здесь)

Мы с вами в прошлый раз приводили такой образ, что вероучение (то есть, знание вероучений или догматику) можно уподобить карте местности. Если я по этой местности сам еще не иду, не набрался духа и решимости начать вести христианскую жизнь, но при этом начальные представления о христианской вере у меня более-менее правильные, то, в общем-то, мне нужно только решиться следовать своим знаниям.

Например, Игнатий Брянчанинов. Он сам насколько аскет, а говорит, что иметь в своем уме верные представления о христианском учении, о христианской жизни намного важнее, чем иметь христианскую ревность без христианских воззрений. Он объясняет это так: Человек, не имеющий христианского воззрения, а имеющий ревность, начнет действовать, куда-то побежит, а как знаний у него нет, то прибежит к первой яме и упадет в нее. А христианин, имеющий более-менее правильные начальные воззрения, но не имеющий еще ревности, как только ревность в нем пробудится, он уже достаточно знает, что и как ему нужно делать.

Тут нужно иметь в виду, что догматическая вера в силу неразрывности человеческой природы связана и с состоянием человеческого сердца, с его ревностью. Христианство ведь нельзя рассматривать, как просто философское умозрение, которое можно постичь просто за счет каких-нибудь интеллектуальных способностей. Христианство, все-таки, познается в деле. Поэтому наша догматическая вера и наша деятельная вера взаимопереплетены. И это предостережение Игнатия Брянчанинова нужно понимать так, что он просто предостерегал от свойственного в его время многим людям адогматизма.

Сейчас этот адогматизм распространен еще больше. Многие христиане сводят все это к более-менее нравственной жизни, чтобы с каких-то человеческих норм не выпадать, и достаточно. А глава известной церковной организации вообще сейчас занимается проповедью каких-то общечеловеческих нравственных ценностей вместо собственно проповеди христианства.

Давайте теперь попробуем более конкретно поговорить.

Во-первых, источником нашей веры, где мы можем узнать о христианстве, является Писание. Писание, все, наверное, знают — это такая достаточно толстая книга в тысячу страниц. В Писании, в первую очередь, нужно иметь в виду Новый завет, естественно, а в Новом завете – Евангелие. Хотя, апостол Павел говорит, что все Писание боговдохновенное и полезное, но, по крайней мере, на начальном учебном уровне иерархия в Писании должна быть. Поэтому святые отцы вначале советуют изучать Евангелие, потом – Новый завет в целом, потом – отдельные книги Ветхого завета, и только потом могут быть понятны остальные ветхозаветные книги.

Например, такая для современного христианина книга как «Левит» – это для современного человека древняя экзотика — какое отношение имеет жертвоприношение или устройство ветхозаветной скинии к христианской жизни? Однако святые отцы считали, что и ветхозаветные Писания, в том числе, и книга «Левит», и «Второзаконие», в которой присутствует ритуальная конкретика древних иудеев, они считали, что это книги христианские, книги о христианстве, просто толковать и понимать их нужно не буквально.

Максим Исповедник говорит, что буквальный исторический смысл Ветхого завета, особенно таких книг, уже утратил свое значение. А, тем не менее, во всех книгах Писания есть еще несколько уровней смысла, например, нравственный смысл, типологический, апагогический, много разных оттенков. Одним словом можно сказать, что есть еще духовный смысл, которому мы можем учиться.

Для нас сейчас духовный смысл исторических книг Ветхого завета совершенно не очевиден. А отцы его усматривали. И отсюда совершенно непонятный для многих людей метод аллегорического толкования. Он, на первый взгляд, кажется искусственным. И многие библеисты по отношению к тому же Максиму Исповеднику говорят, что это уже произвол: берет какие-то детали священного Писания и толкует их в совершенно отвлеченном, умозрительном образе в смысле христианской аскетики, в смысле христианской догматики, еще как-то. Но, все-таки, не знаю, как кто, а я Максиму Исповеднику больше доверяю, чем протестантским или православным библеистам. Поэтому, раз Максим Исповедник так толковал, значит, он этот смысл действительно видел в Писании, не изобретал его, а именно видел. Значит, он знал, что он там реально присутствует. Просто мы таким видением в силу своей греховности не обладаем.

Поэтому правило номер один в обращении со священным Писанием – это руководствоваться не каким-нибудь собственным разумением, не как мне кажется, потому что, как говорят в народе, когда мне кажется, нужно перекреститься и обратиться к толкованиям святых отцов. Здесь можно вспомнить такое правило экзегетики, которое понятное и в светском контексте. Экзегетика – это, если упрощенно говорить, толкование текста. Не помню, кто это сформулировал, что нет текста без контекста. Святым отцам и церкви это было известно всегда, что нет Писания без Предания. Поэтому Писание надо понимать в рамках святоотеческого Предания.

Еще одно правило толкования любого текста гласит, что тот или иной текст, его истинный смысл лучше всех может знать автор, который этот текст издавал. Поэтому, руководствуясь авторскими намереньями, замыслами, можно понять, что тот или иной фрагмент, тот или иной образ, тот или иной персонаж в тексте означает.

С православной точки зрения, с общехристианской точки зрения, подлинным автором священного Писания является сам Бог, Святой Дух. Писание – это откровение самого Бога, хотя, и опосредовательное содействием конкретных людей, в широком смысле – Церкви. Поэтому сам Бог, сам Святой Дух и может быть наиболее точным и адекватным толкователем текста Писания.

Согласно православной вере, к Святому Духу (тому же самому, который вдохновлял священных писателей, ветхозаветных пророков, новозаветных апостолов, к этому же самому Духу) причастны святые. И поэтому, с точки зрения православной веры, лучшими и наиболее точными толкователями являются именно  святые, даже если они не обладают мощным человеческим интеллектом, какой-то эрудицией библеистики, не знают исторических подробностей жизни еврейского народа. Святые часто действительно этого не знали, но при этом подлинный, духовный, смысл священного Писания они знали лучше, чем кто бы то ни было. Потому что они сами были причастны к автору Писания, то есть, к Святому Духу, поэтому они лучшие толкователи.

Отсюда, во-первых, то, о чем я уже сказал — текст священного Писания мы должны понимать не собственным разумом, не самостоятельно, а в контексте Предания Церкви, а в узком смысле – в контексте толкования святых отцов. То есть, нужно для начала брать по возможности какие-то самые простые толкования.

Допустим, если мы читаем Новый завет, есть толкования Феофилакта Болгарского. А потом можно брать того же Иоанна Златоуста. Это тоже достаточно простые толкования, просто Иоанн Златоуст толкует очень подробно, часто, отталкиваясь от того или иного фрагмента Писания, переходит на развернутые поучения. Они часто имеют возвышенный духовный и богословский смысл, может быть, не всегда сразу явный. А в качестве высшего пилотажа можно взять толкования того же Максима Исповедника, но это дело или, по крайней мере, удел не всех, но, может быть, по какой-то причине кому-то надо.

Вообще, нужно иметь в виду, что святоотеческие творения, даже те, которые не преследовали своей целью толковать конкретные Писания, те или иные его места — они все равно являются тем контекстом, в рамках которого Писания и нужно понимать. То есть, если вернуться к тому, что Писание рассматривалось как канон, как некая основа, то вся последовательная церковная письменность в широком смысле является неким уточнением, изъяснением этого канона, этой основы. 

(продолжение следует)