Калужская епархия Истинно-Православной Церкви

Яндекс.Метрика

Епископ Григорий (Лурье). Истинное Православие как богослужение. Доклад на IV Мятлевских чтениях

Я постараюсь, чтоб мой доклад был для оргвыводов, но сами оргвыводы я делать почти не буду. Это для того, чтобы оргвыводы возникли у слушающих. Мой доклад будет о значении богослужения для Истинно-Православной Церкви. Казалось бы, такая нетривиальная тема. Она действительно нетривиальная, потому что, если сказать, что есть какое-то особое значение для истинного православия у богослужения, а для неистинного как бы нет, то это уже и нетривиально.

Доклад будет состоять из трех частей: двух длинных, одной короткой. И все вместе постараюсь сделать коротко. Первая часть – некоторые неочевидные, по крайней мере, для многих неочевидные, свойства богослужения. Второе – почему это так, и какая тут теория вопроса. И третья часть – это те самые организационные выводы. Я только к ним перейду и на этом все брошу.

Итак, неочевидные свойства богослужения. Я ограничусь только примерами, которые доводилось наблюдать в жизни. Они, как всякие свойства, могут быть подразделены на отрицательные и положительные: что бывает, если его нет, и что бывает, если его есть.

Сначала отрицательные. Именно благодаря богослужению проявляется несостоятельность потенциальных или даже на какой-то момент вполне актуальных лидеров истинно-православного движения — если они тяготятся богослужением. Тяготятся богослужением — это еще ладно, но если они настолько тяготятся, что его не выдерживают, то есть не выносят длинную службу или просто периодическую службу, то это верный признак того (может, кто-то мне не верит, пожалуйста, пусть проверит), что такой человек в качестве лидера истинно-православного движения в каком бы то ни было сане и поле, в том числе женском, не состоится. Обязательно будет какой-то «срыв с катушек» — в какой-то достаточно короткий момент и по ничтожному поводу или без повода. То есть это важный критерий.

Когда-то, в свое время, нынешний отец Николай Б. говорил мне, что попов надо смотреть в богослужении. Он, в частности, говорил, почему он не доверяет отцу Александру Меню. Потому что тот служит с некоторой брезгливостью: сейчас немножко покривляемся, но потом мы, умные люди, поговорим. Это была такая манера служения, которую я тоже заметил. Она меня тоже отталкивала, но я по своему малолетству никаких выводов не делал. Отец Николай Б. — это 80-е всё годы — был старше и умнее, и он говорил, что поэтому он не будет ему доверять. Это относится не только к священникам, но вообще к любым лидерам истинно-православного движения (даже, может быть, действующим небезуспешно). О неистинном православии я не хочу сейчас говорить, но там это тоже работает.

Далее. Несостоятельность организации проверяется этим же: если у них с богослужением как-то всё непонятно как. Это мы заметили очень хорошо, когда в 1990-е годы имели дело с разными приходами РПЦЗ в России. Вроде бы, раз у них приходы, то у них у всех было богослужение. Вообще говоря, приходов без богослужения никаких в РПЦЗ не бывало. Тогда уже создавались новые типы церковных организаций, которые обходились вообще без богослужения, то есть совсем. Вся богослужебная деятельность таких организаций сводилась к ларькам, где торговали серебром. Но именно про РПЦЗ в целом этого нельзя было сказать. Хотя какие-то попы-паразиты туда проникали с такими целями, но их потом старались вычислить и сократить.

Что было в РПЦЗ? У нас там была какая-то община, которая не всегда имела священника, а чаще функционировала без священника. И летом у нас было хотя бы еженедельное богослужение, но чаще ежедневное. И наши новоприобретенные друзья-единоверцы примерно нашего возраста и положения удивлялись, что мы так регулярно служим. Они спрашивали: «А когда же вы на дачу ездите?» Такой был вопрос. Но здесь важно не устроение того, кто задавал этот вопрос, а то, что этот вопрос фиксировал различие стиля жизни нашей общины и тех общин, которые были привычны для приходов РПЦЗ в Петербурге, которые были известными этому человеку (и не только в Петербурге). Притом, что в этих приходах службы были более-менее нормальные, но в них, например, дачный сезон означал в некотором смысле каникулы или изменение периодичности богослужений.

Я уже не говорю, что были некоторые другие общины Зарубежной Церкви. Например, знаменитая, приснопамятная уже теперь община в Волгограде, где вообще стиль был такой: чуть-чуть помолиться, а главное — посиделки, на которых нужно ругать Московскую патриархию, общего врага. И понятно, что там от общины ничего не осталось.

Или, наконец, были такие общины, которые соответствовали даже некоторому мейнстриму Зарубежной Церкви (они были и у нас), когда служили, но примерно так, как служили дореволюционные попы или как попы Московской патриархии. Там ведь богослужение в течение веков вырабатывалось так, чтобы послужить как можно театральней и покороче. То есть упор делается на элементы, когда поп выходит весь в блестящем и пускает дым в нос всем прихожанам – полиелей, например – и уходит. А все остальное сокращается, потому что это все неинтересно. В это время можно еще поболтать в алтаре, пока канон читают, но его тоже поскорей. Такого рода богослужение сложилось по понятным причинам до революции. И оно же культивировалось в Зарубежной Церкви.

Мы думали, что, может, это просто случайно, у нас же истинное православие, мы же должны по уставу? Любой зарубежный епископ, приезжая сюда говорил: «Да, по уставу! Мы ревнители устава». Дальше мы говорим, что если по уставу, то канон читается в воскресение на четырнадцать с чтением библейских песен. И епископ, который администрировал приходы Зарубежной Церкви в Петербурге, небезызвестный Михаил Донсков, говорил: «Нет, библейских песен быть не должно». Он прямо нам запрещал библейские песни, но мы его не слушались, конечно. Но интересно, что он прямо запрещал – «должно быть всюду одинаково». Но если всюду одинаково, то давайте по уставу? Нет, давайте так, как принято. Это – вполне определенное отношение к богослужению.

Теперь положительные свойства. Во-первых, самое маленькое богослужение собирает общину. То есть если люди собираются хотя бы раз в неделю на полчаса (но скорее всего, если они собираются раз в неделю, то им лень будет приезжать на полчаса; скорее, на полтора часа, а если кому-то серьезно интересно богослужение, то и на четыре часа), то в результате, если они это проделают какое-то время подряд, у них сформируется какая-то протообщина или даже настоящая община.

Мы это испытали еще в Шуваловском приходе в Московской патриархии еще с 1993 года. Это само по себе еще не ведет к смене юрисдикции. Но когда есть своя протообщина, то она уже будет двигаться не так, как вся остальная масса.

Мы же знаем, что чтобы какое-то пюре, какая-то масса двигалась более-менее равномерно, она вся должна быть приближена к свойствам жидкости. Когда в ней какие-то сгустки, они будут двигаться по-другому. Люди, которые регулярно участвуют в своем богослужении, они образуют сгусток. И они хотя еще не выпадают автоматически из потока, но двигаются уже по другим законам. Меняется гидродинамика этого потока.

Второе положительное свойство возникает при некоторых внешних обстоятельствах, если они складываются благоприятным образом. Это выводимость из прежних больших образований. Поскольку эта община уже двигается по-другому, то она может выйти, например, из Московской патриархии, что с нами и произошло. То есть у нее получается пусть частичная, но уже автономия от движения всего большого потока, в котором она движется, а в каких-то ситуациях это приводит уже к принятию других – радикальных – решений.

В каком-то смысле это произошло и здесь, в Мятлево. Здесь возникла какая-то паралитургическая деятельность, когда вы стали что-то читать дополнительно, появилась какая-то дополнительная ревность о богослужении. И получилось, что эта община стала немножко выпадать из потока. Но потом появились какие-то новые информационные сообщения, на которые эта община стала реагировать иначе, чем мейнстрим Московской патриархии.

И, наконец, очень важный момент — это автономизация от попов. Сама по себе регулярность богослужебной жизни может и даже должна задаваться священниками – собственно в этом смысл их служения. Но если священников нет, или они есть, но не соответствуют своему предназначению, а это все равно кем-то задается, предположим, из мирян (даже обоего пола, что называется), то тогда, конечно, миряне начинают чувствовать, что попы им не очень нужны. Не то, чтобы совсем не нужны, но прямо здесь и сейчас, прямо в нашей общине свой личный поп не нужен. Чем держать плохого, лучше никакого.

Это, конечно, пресекается попами страшно. Потому что для них это просто угроза безработицы и костлявая рука голода. А епископатом это пресекается потому, что у них выпадает единственный приводной ремень, держащий общину в подчинении епископу. Это те общины, которые неканонически образованы — административно, сверху. Последнее, кстати, относится не только к неправославным Церквам, типа Московской патриархии, это относится и ко многим традиционно устроенным Истинно Православным Церквям: греческим старостильникам или, особенно, к покойной РПЦЗ. Я имею в виду еще дораскольную РПЦЗ.

Таковы неочевидные свойства, которые, однако, многим очевидны опытным церковным администраторам, поэтому их и боятся. А мы, истинно-православные, не просто должны их использовать, а на них, наоборот, строить. Потому что это то, что, действительно, соответствует, своего рода, законам физики.

Каковы причины всего этого? Я назову чуть подробнее богословские причины и только обозначу психологический аспект. Этот психологический аспект будет кем-то восприниматься как кощунственный. Чтобы показать, что это не так, надо будет тут долго объяснять про психологию. Но я уверяю, что ничего кощунственного там нет на самом деле.

Итак, богословие. Все объясняется святыми отцами. Объясняется чрезвычайно подробно, чтобы до каждого дошло, и это является также лейтмотивом богослужения. Потому что наиболее важные вещи объясняются не только в трактатах святых отцов, которых еще не все прочитают (они и не предназначены к тому, чтобы их все прочитали), но объясняются обязательно в составе богослужения, которое и предназначено именно для того, чтобы быть донесенным до всех.

Та мысль, которую я сейчас хочу высказать, произносится в богослужении многократно — например, в некоторых песнопениях, как на литургии Преждеосвященных даров: «ныне силы небесныя с нами невидимо служат». Богослужение, даже самое плохонькое, все-таки есть наше соучастие в том, что происходит в Царствии Небесном, при сослужении ангельских иерархий. Соучастие в том (непонятном, если выражать его на другом языке) постоянном действии, которое происходит в Царствии Небесном. Пребывание в общении с Богом и с теми, кто уже имеет с Ним общение. Мы, таким образом, сами хоть чуть-чуть входим в Царствие Небесное, даже устраивая, повторю, самое плохонькое богослужение. Я уже не говорю о Евхаристии, но мы не всегда же её можем здесь совершать. Но то, что мы всегда можем совершать, уже есть участие в божественной жизни.

Тогда, конечно, неудивительно, что мы через богослужение оказываемся в настоящем месте Церкви. Настоящее место Церкви – это Царствие Небесное. И мы занимаемся настоящим делом Церкви. Участвуем в служении сил небесных, которые недаром имеют военную символику (мы ведь говорим о воинствах небесных).

Это отражено даже в такой апофтегме, в которой говорится о смысле плохонькой молитвы. Когда некий брат спрашивает у старца: «Я тут рассеиваюсь, вообще молиться не могу. Что мне делать, если мое монашество уже настолько мерзкое, что я совсем ничего не могу делать?» – Тот отвечает: «Тогда ты все равно сиди в келье и говори себе: «Стрегу стен сих Христа ради». Что это значит «я стрегу (стерегу) эти стены»? Это значит, что я, по крайней мере, не ухожу с того места, где я должен молиться. Пусть я уже не могу держать оружие, даже себя уже держать не могу, стоять не могу. Лежу только в состоянии такого мешка, — уже не ударенного мешком, а самого мешка. Поскольку я в принципе не ухожу с того места, где молитва, то и участвую хоть как-то в деле Церкви. Этот ответ старцев указывает, что так ты полностью и до конца не отпадаешь все же от главного. Главное – от главного не отпасть полностью и до конца. Поэтому это так важно.

Я думаю, что донес богословский смысл именно общинного богослужения. Но под общинным богослужением имеется в виду богослужение в общении ангелов. Поэтому община и из одного человека – это все равно община. И христианская молитва всегда является молитвой общины, даже если это молитва отшельника в своей келье, который никогда в жизни уже никого, может быть, не увидит, и о нем никто никогда не узнает на земле. Не как Павел Фивейский, о котором узнали, а как какой-то другой отшельник, о котором никто никогда не узнает. И все равно это общинная молитва.

А в качестве психологического описания я просто повторю замечательные слова Ильи Бражникова, которые были недавно произнесены на очередном собрании Общества христианского просвещения: никакая совместная работа сама по себе не свяжет нас в общее дело (литургию). Она может только следовать из общего дела. А общее дело – это всегда общий фантазм. (Точка. Никаких объяснений не будет. Кому непонятно, пусть будет непонятно, потому что совершенно не нужно все психологически понимать, главное понимать духовно.)

И главное вот что: богослужение — в случае истинной Церкви — дает неиллюзорно общую реальность; психологическую — всегда, непсихологическую — не всегда, а только в случае, если это истинная Церковь. Но именно общая реальность дает нам возможность жизни.

Собственно, на этом я и заканчиваю первые две части моего доклада. А третья часть – это указания, практические приложения. Я думаю, что исчерпать их просто нереально. А самое главное, что есть в екклисиологическом измерении применительно к церковной практике: Церковь надо конструировать из богослужения общины; и свою собственную христианскую жизнь надо конструировать, исходя из богослужения общины. Аминь. Спасибо.

***

ОБСУЖДЕНИЕ:

Иерей Вячеслав: Вопрос есть. Даже не вопрос, а дополнение. Вы упомянули Волгоградскую общину. Мы с ней знакомы, она в РПЦЗ еще была. Мы как-то пытались строить там богослужение — мы запускали богослужение по уставу, так, чтобы времени сильно на разговоры не оставалось. В итоге, нас выгнали оттуда.

И еще пример из жизни. Когда я еще был в Московской патриархии, я преподавал богослужебный устав для регентов, и я им открыл такую удивительную мысль, что само богослужение может читаться мирянами. То есть я им объяснил смысл, что ектении заменяются «Господи, помилуй» сколько-то раз, а все остальное, кроме возгласов, допустимо. И они поехали в какую-то паломническую поездку, захватили с собой часослов, минеи и октоих, и пытались на ходу что-то в автобусе попеть. То есть они сами умели читать и петь. И с ними был какой-то местный иеромонах, который воспринял это, как страшное богохульство и запретил им что бы то ни было читать, кроме акафистов. То есть он это воспринял, как угрозу монополии на служебное учение.

Епископ Григорий: Он был прав. В его лице, его устами, бесы исповедовали Сына Божиего, который мог бы явится в богослужении. Спасибо.

Монахиня Ксения: У меня вопрос об утренних и вечерних молитвах. Они не являются частью церковного богослужения, но тогда тоже «силы небесные с нами невидимо служат»? Какая их роль, какое их место?

Епископ Григорий: Откуда я знаю, какие силы с вами служат! (Смех) Я думаю, что здесь не надо ничего конкретизировать. Все достаточно конкретизировано: если хочешь быть здоров, то ищи здорового общества, здоровой компании утром и вечером, а также постоянно, весь день.

Вопрос из зала: А если ты не понимаешь богослужения, с тобой тоже служат? Если механически служат, а ты не понимаешь.

Епископ Григорий: «Стрегу стен сих Христа ради». Даже если не стою, а лежу.

Вопрос из зала: Тут вопрос в том, что, получается, язык не принципиален?

Епископ Григорий: Язык не принципиален. Он далеко не самое непонятное. Конечно, лучше, когда он понятен. Но, опять же, переводом богослужения на русский язык мы не делаем это богослужение понятным.

Я вообще сторонник того, чтобы ввести в России для многих постсоветских людей (хотя не для всех) «истинно-православное богослужение баптистского обряда», как я его называю. Оно, разумеется, на русском языке, но там обряд другой. Там делается акцент на том, на чем ранние христиане делали акцент, а мы это потеряли. И это нас не извиняет никак. Акцент на то, чтобы было много чтения Библии и много толкования Библии в виде проповеди. Только толкования не совсем такого, как сейчас у баптистов, а такого, которое бы соответствовало Православию.

Конечно, евхаристический канон, литургия верных, анафора – они должны быть, их у баптистов просто нет. Их нельзя взять из баптистского обряда. Их хлебопреломление имеет совершенно другой смысл, другой генезис. Хотя, что-то в нем есть такое, от православия дальний отблеск, но слишком дальний. А так это весьма самодостаточный обряд. И было бы только хорошо, если бы он развивался наряду с нашим, никакого антагонизма не было бы, а было бы взаимное дополнение. Я знаю, что есть некоторые протестанты, у которых эта мысль вызывает сочувствие и интерес, но пока не дошло до того, чтобы появились такие общины.

Реплика из зала: Насколько я знаю харизматов, у них в богослужении чтения практически нет. То есть, они используют только проповедь на какую-то тему. А так, у них какие-то пения, которые очень далеки.

Епископ Григорий: Харизматы — это ближе к Антонию Сурожскому, к тому, чтобы таким способом молиться. Если выводить это в литургическое пространство, то одним из вариантов могут быть харизматы. Сам бы он от этого категорически, с отвращением даже, оттолкнулся, но некоторая внутренняя логика здесь возможна.

Монах Сергий: У меня есть такой вопрос: если можно. Хотелось бы узнать, несколько слов сказать о практике богослужения в ИПЦ. Вы говорили об уставе, о каких-то конкретных вещах в богослужении. Но тут возникают некоторые моменты. Понятно, что человек, который молится, может быть, на них не обращает внимания, просто делает вид, что ничего не понимает. Есть люди, которые находятся на богослужении и прекрасно понимают устав суточного круга богослужений. Например, когда полунощница совершается после утрени или когда после вечерни совершаются часы, Третий час, например, или, когда часть богослужения по временнОму смыслу должна совершаться в определенное время, а совершается совсем в другое время. Получается, что у человека, который понимает, что происходит, в голове небольшая несостыковка. Для чего это делается, чтобы просто формально совершить суточный круг? Или это со смыслом?

Епископ Григорий: Знаете, как в Иерусалиме было устроено богослужение, описанное Эгерией. Там была общая соборная служба и служба монахов-спудеев, которые служили в рамках своего круга. У них в обычное время был свой устав. Но когда возникала какая-то служба особенная, вроде Великой Пятницы, где все встречались, то возникали подобные сбои. Почему? Потому что литургические реальности в одной церкви, суточный круг, время могут идти по-разному. Обычно эти круги крутятся где-то отдельно, а иногда заходят шарики за ролики. Причем, это «иногда» происходит систематически, как было в Иерусалиме в конце IV века.

В некоторых наших приходах Истинно-Православной Церкви это тоже происходит систематически. Просто, скажем, служба полунощница и повечерие — они не являются приходскими службами. И они относятся к другому суточному кругу с другим течением времени. Поэтому если пытаться пройти это одним кругом, то тогда надо менять собственное восприятие времени. И это не может пройти безнаказанно. Если просто понять, что это пришло из разных зон, тогда ничего. Но в принципе, такие клубки лучше распутывать, да.

Вообще идеально, когда есть разные храмы, в которых эти разные службы служатся. Что-то в часовне, что-то в церкви. Но технически это не всегда возможно. Вот и все.

Кроме того, есть еще привычки некоторых общин к некоторым службам. Ломать привычку – это дорого. Ремонт – это всегда катастрофа, не всегда малая. Поэтому надо оценить пользу от результата ремонта, действительно ли она превышает тот вред, который сам ремонт как таковой приносит. То есть целесообразность операции. Поэтому ответственные лица должны принимать ответственные решения, а безответственные лица могут только посоветовать, какие здесь могут быть решения. И все.

Монахиня Ксения: Если знать устав, то в другом приходе всегда можно заметить, что что-то не так. Но тут полезно вспомнить, что в чужой монастырь со своим уставом лезут.

Монах Сергий: Об этом я и сказал вначале, что человек, который пытается молится, он на это не обращает внимания. Просто если речь идет не о сокращении, а о том, что часть богослужения совершается в одно время, а время по смыслу противоположное, то получается какой-то абсурд.

Епископ Григорий: На приходе всегда будет абсурд тот или иной. Потому что приходское богослужение – это следствие приспособления устава еще ветхозаветного Иерусалимского храма, который более-менее сохраняется в монашеских общинах, к жизни мирян. И поэтому мы и служим, бывает, утреню вечером. Мы стараемся этого избегать, но всё-таки это делаем иногда. И вечерню утром – тоже бывает. С мирянами ведь не забалуешь! Тут ты можешь, сколько хочешь говорить, как правильно, и начать службу в любое время, но они просто проголосуют ногами — и всё, до свидания.

Если бы была такая полиция, которая бы мирян доставляла на службу по указу настоятеля, то мы имели бы другой тип пастырства. У нас бы было много всяких возможностей. Человек бы давал подписку, что да, я разрешаю такой-то службе нарушать мою свободу. И дальше идет смс-рассылка от настоятеля, чтобы все были доставлены к такому времени – и все доставлены! И все по подписке. Это как госпитализация в психиатрическую больницу. Если она добровольная, то там даже разрешают тебе уйти. Если бы мы могли так поступать с прихожанами, то это бы решило эти проблемы, мы бы все служили вовремя. Но это создало бы другие проблемы.

В принципе, не стоит очень сильно за это бороться. Хотя, может быть и хочется, исходя из обсессивно-компульсивного восприятия церковного устава. Но это не дает очень больших преимуществ. Поэтому можно принять мирян такими, какие они есть, считая, что у них всегда есть одна забота: как не прийти на богослужение. И поэтому, если уж они приходят в какое-то время, их надо задействовать по полной, исходя из того, сколько они могут вместить, чтобы в следующий раз они тоже пришли.

Монах Сергий: То есть, можно сказать, что по логике приходского храма всенощное бдение, которое возникло в XVIII веке, оно по такому принципу, что раз уж пришли, то давайте и эту молитву послушаем.

Епископ Григорий: Конечно, конечно. Дело в том, что есть два подхода к богослужению. Согласно первому подходу, главные враги богослужения – это миряне, согласно второму – это попы. И надо понимать, что оба подхода правильные, то есть друзей у богослужения нет. (Смеется). И поэтому надо принимать оптимальные решения.

Монах Сергий: То же самое можно сказать про Троицу. После литургии нужно совершать вечерню ради того, чтобы люди, которые находятся на литургии, оказались на вечерне.

Епископ Григорий: Да. Это мы вот так и делаем, к сожалению.

Монах Сергий: Кое-кто по два раза вечерню служит.

Епископ Григорий: А вот так нельзя, второй раз одно и то же. Хотя две вечерни одного дня можно, когда малая вечерня и великая вечерня в некоторые дни. А литургия Преждеосвященных Даров — это гарантировано две вечерни, потому что «Свете тихий» и «Свет Христов просвещает всех» — это один и тот же чин, который повторяется с разными словами из разных обрядов.

Вопрос из зала: А детей как на службу приучать, чтобы было не очень большое напряжение?

Епископ Григорий: У меня нет удачного опыта, извините.

Вопрос из зала: Стоять всю службу и вечером всенощную с детьми?

Епископ Григорий: Всю, конечно, не надо. Это чересчур. Тем более, кроме детей есть еще другие люди, которые пришли на ту же службу. И их тоже надо как-то приучать, чтобы не перестать ходить.

Слушатель: Как не перегнуть, чтобы отвращение у них не возникло?

Епископ Григорий: Не знаю. Лучше не догнуть, честно говоря. Здесь есть человек – Алексей Зайцев – он знает про детей всё. По крайней мере, я не знаю ничего, чего бы мог не знать про детей Алексей Зайцев. Поэтому я просто устранюсь. Я вообще про детей мало что знаю.

Священник Вячеслав Головин: Как пример. Я когда-то был воспитателем в детском лагере, где был отец Владимир Перевертайло. И там тоже заставляли детей. Там немножко покороче была служба. И там заставляли детей, чтобы они полностью стояли. Мы тогда общались с одним иеромонахом с Афонского подворья в Москве. Он ужаснулся и привел пример, как у них проходит служба, когда они делают лагерь. То есть дети могут стоять, могут сидеть, могут рисовать руками на полу что-то. То есть никто там долго не стоит, все очень свободно.

Епископ Григорий: Отец Владимир, между прочим, хороший педагог был. Кажется, он даже закончил педагогический институт. То есть это вот такой профессиональный педагог, став иеромонахом, стал так детьми заниматься. То есть это правильно получилось?

Слушатель: Нет. Эта педагогика немного жестковата была. Понимаете, начиналось все с того, как научить детей богословским тонкостям: о Фаворском свете, обожении. У детей в некоторых случаях это стало перерастать в лицемерие, что от них должны услышать, то они и могли сказать. А сказали, что хотели идти куда-то там, на рыбалку, куда-то загорать.