(продолжение, предыдущая часть здесь)

Все мы знаем, что революционные события подействовали на революционную Церковь как удар пыльным мешком из-за угла. Никто этого не ожидал, всех это застало врасплох. Непосредственной реакцией на эти события был собор 1917–18 годов. Но дальше происходили метания. Собор фактически не завершил ни одного серьезного дела, которое взялся рассматривать. Он оставил после себя массу вопросов. Много всего было, что в целом показывало неготовность тогдашнего епископата в лице не худших, худших-то ладно, а лучших представителей, которые стали исповедниками и святыми, но они все равно все были не готовы к этим событиям. И кто-то как-то стал перестраиваться просто на ходу.

Главная тенденция была такая, что советская власть требовала создания советской церкви, чтобы разлагать церковь изнутри, добивая таким образом тех, кто не отпал массово в 1920-е годы. Большинство людей просто массово отпали от православия, никаких вопросов. Но поскольку оставалась еще большая группа, с ними надо было что-то делать. Советская тактика была такова, чтобы они разрушили себя своими руками.

Сначала сделали ставку на тех, кто вызвался сам первым это делать — на обновленцев. Но оказалось, что обновленцы неэффективные, то есть недостаточно эффективные. Надо было продолжить не политику репрессий, а выборочного давления на тихоновскую Церковь.

Было предпринято несколько разных попыток. Я пропущу все эти подробности, но в результате мер давления советской власти получилось так, что патриарха уже не было вообще никакого, а был его законный местоблюститель, которого тоже не было, он был в ссылке, — в результате его функции исполняла секретарша, которой в тот момент оказался митрополит Сергий. Он был заместителем местоблюстителя, то есть здесь вообще никакого статуса нет, секретарь. Но он стал говорить, что у него большой статус.

Сначала на него стали давить. Он сопротивлялся, и даже несколько месяцев просидел в тюрьме. А потом вышел из тюрьмы совершенно другим человеком и издал знаменитую декларацию. Декларация была принята в июле 1927 года. Декларация митрополита Сергия была двусмысленной. То есть при желании ее можно было принять. Хотя все уже понимали, что за ней стояло. Там было сказано, что мы считаемся с социалистическим отечеством, нашей родиной, радости которой есть и наши радости. И пример приведен: «убийство, подобное Варшавскому», что, дескать, это бьет и по Церкви. Что такое «убийство, подобное Варшавскому»? Варшавское убийство — незадолго до этого русский студент в Варшаве застрелил Войкова, участника убийства царской семьи.

Под этой бумагой была подпись самого Сергия и тех людей, которых он стал называть своим синодом, несколько человек, епископов. Он признавал письменно, что важно, что это не настоящий синод, который мог бы разбираться с собором, а просто люди, с которыми он советуется.

Формально в этой бумаге были грехи тех, кто ее подписал, потому что там не было обязывающих высказываний за церковь. То есть если бы там при этом сказана была какая-то ересь, то можно было бы по-другому реагировать. Но на самом деле люди уже понимали, что сейчас будет сдаваться все. Поэтому некоторые сразу же отделились.

Епископ Виктор Глазовский, который, например, сейчас прославлен в Московской патриархии, он сразу сказал, что Сергий безблагодатный, что он абсолютно предатель, и ничего общего с ним иметь не хочет. Но таких было немного. Подавляющее большинство епископата очень обеспокоилось и начало ждать. Но, к сожалению, они быстро дождались того, чего можно было ждать. В течение года все стало ясно. От зарубежных епископов, которые были тогда в общении, потребовали подписку о лояльности к советской власти. А если нет, то все, идите под запрет. Он все ушли от Сергия. Как можно требовать, если церковь вне политики, лояльности к советской власти?

Потом Сергий стал своими силами разваливать церковную организацию перемещением архиереев. За год было около сорока перемещений архиереев. Зачем нужно перемещать архиереев? Представляете, архиерей сидит в каком-то месте, там все ему знакомы, там он создает какую-то церковную структуру при сильнейшем сопротивлении большевизму, который борется с церковью, он что-то созидает. А надо всех перемешать, чтобы разрушилось все, что где-то у кого-то наработано. И все это делается по указке ГПУ, кого куда послать.

Сергий, строго говоря, даже если бы он был не Сергий, не заместитель местоблюстителя, а патриарх, он не имел бы права перемещать епископов. Епископов в принципе по канонам перемещать запрещено. Каноны разрешают делать исключение в особых случаях для церковной пользы. И если епископ не согласен с патриархом, то он может это вынести на собор.

Сергий совершенно без всякого собора сам все решает и запрещает тех, кто не подчиняется. То есть он разваливает свою структуру. Ладно, если кто-то ему говорит, что иди ты со своими указами, пиши их сам себе, и он от этих отстает и пишет сам себе. Нет, он всех запрещает, говорит, что это все враги, чтобы гражданская власть их репрессировала, что они самозванцы. То есть он сам, своими руками, начинает бороться с Церковью в течение первого года после декларации.

К 1928 году, когда прошел год после декларации, начинается мощное движение архиереев против Сергия. Большинство русского епископата, среди которого будущие новомученики, оказывается против Сергия. Уже  помимо декларации становится понятно, что правы те, которые видели в декларации символ того, что будет. И теперь сопротивление епископата вызывало уже не то, что будет, а что есть, оно уже было к 1928 году. А Сергий устраивает раскол, начинает их всех запрещать. То есть он начал первый. Они просто не исполняют его незаконных требований, которых они даже не имеют права исполнять, если б хотели. А он начинает их за это запрещать. Естественно, значит, он сам себя ставит в раскол.

Дальше возникает движение иосифлян в Петербурге. Возникает так называемая ярославская оппозиция во главе с Агафангелом Ярославским, а также в Украине еще в разных точках как-то все между собой группируются. Большинство православного епископата российской церкви где-то к 1929 году оказывается против сергианства.

Что дальше происходит? Естественно, на это большинство обрушиваются репрессии ГПУ. Причем на допросах спрашивают, признаете ли вы декларацию Сергия или не признаете. Если не признаете, дальше уже допросы не ведутся. Значит, его надо уже репрессировать, а сергиан — не репрессировать. А потом, в конце 1930-х годов, репрессируют уже сергиан, когда они остались одни. Потому что задача государства была не учредить сергианство, а просто всех уничтожить. Сергиане помогли.

Но тут не надо говорить, что сергиане — мученики. Потому что мы ведь помним судьбу сталинского наркома Ежова или судьбу Ягоды, сталинского наркома. Ежов тоже пошел этим путем, когда стал не нужен. Так и сергиане пошли. Естественно, они разделили судьбу общих репрессий. Сначала, в первые годы, попадают те, ради которых нужны были предатели, а потом сами предатели идут следом. Поэтому не надо говорить, что и сергиан, и иосифлян, и будущих лидеров катакомбной Церкви тоже репрессировали. Да, репрессировали, конечно, тоже, но тут отчетливо две разные волны: сначала спрашивали, кто признавал декларацию Сергия, кто не признал, тех репрессировали, а сергиан нет; а потом и их тоже не оставили в покое.

Но сталинский режим не ставил своей целью создать сергианство до 1943 года. В 1943 году изменилась сталинская политика. Даже на самом деле немножко раньше, когда завоевали Украину. Это, собственно говоря, то, что я кратко описал без подробностей. На эти подробности времени у нас не будет.

К чему это привело? В послевоенное время из этого епископата, который оказывал сопротивление, почти никого не осталось — они не умирали в лагерях, их расстреливали. Хотя они успели тайно кого-то рукоположить, и были тайные епископы катакомбной Церкви, которых советская власть не могла поймать. Это было в 1940-е вплоть до 1980-х годов. Последний умер в 1986 году. Но этих епископов после войны оставалось в живых уже мало. А остались те, которых власть стала поддерживать с 1943 года, когда была учреждена Московская патриархия.

Эта новая организация создалась из раскола, из предательства новомучеников. Все новомученики официально объявлялись врагами, особенно для заграницы, потому когда спрашивали, есть ли у вас гонения на церковь, сергиане отвечали, что нет. На следующий вопрос иностранных журналистов, почему у вас столько священников, монахов и епископов сидят в тюрьмах и уже убиты — это скрыть было нельзя и отрицать было нельзя, — они отвечали, что они репрессированные, но не за религиозные убеждения, а потому что они враги советской власти.

(продолжение следует)