(...) Бывает, что человек входит в коллектив, где поддерживаются здравые вещи, где вообще хорошая обстановка. Туда надо просто регулярно ходить и быть в форме. Всё это очень важно. В Церкви это есть. Но это работает и в Католической Церкви ничуть не хуже. Поэтому, собственно говоря, вероисповедания при таком подходе никакого нет. Если потребности именно такие, то нет смысла переходить.

Бывают также потребности других людей, в возрасте, которые перестали ходить на работу, где можно с кем-то поболтать, а их дети уже выросли. Тут находятся всякие друзья в церкви и т.д. Для этого не нужна истинная церковь. Какая есть, такая и хороша. Даже лучше как раз та, в которую больше народу приходит. То есть, если я живу в католической местности, то лучше Католическая Церковь, если в православной, то лучше Московская патриархия. На самом деле лучше. Я же не спорю.

Но если мы ставим чисто религиозные цели, то возникают новые факторы, которые становятся очень важными. Особенно легко это понять человеку, у которого есть какие-то другие области, в которых он может состояться как человек — например, хорошая работа и т.д. Это люди, которые приходят в церковь не потому, что им некуда пойти и нечем заняться, а потому что у них есть религиозные интересы. Эти люди тоже могут быть разными.

Может быть, например, узнали мы что-то о святых отцах и нам очень хочется быть с ними, в их компании, как-то пойти их путем. Тогда нам становится очень важно понять, если эти отцы были в православии в каком-то из прошлых веков, то где бы они оказались сейчас, в нашем веке. Мы должны понять нашу траекторию, где нам быть. Если святоотеческое православие для нас действительно важно, то тогда и возникают вопросы, на которые мы сейчас пытаемся ответить. Тогда и получается, что разница между истинной и неистинной Церковью есть.

Я думаю, что с этим согласится любой религиозно настроенный человек. Но он может не согласиться с тем, что я дальше думаю. Потому что есть такие люди, которые считают, что святые отцы сейчас были бы в Московской патриархии.

Есть такое представление (оно редко выговаривается словами, нужен некоторый цинизм, чтобы его выговорить), что Православной Церковью — главной и благодатной — является то, что признается государством. То, что большое, то, что все делают, называется правильным. И если епископы что-то делают такое, что из этой компании вылетают, то Бог им судья, они может даже неплохие люди, может даже хорошие, может даже святые, кто-то с этим соглашается, но в целом можно оставаться нормальным даже в этой компании.

Это очень распространенное убеждение. Тем более оно распространенное, чем больше люди его себе сами высказывают. Но оно, конечно, категорически неверное. Я даже не хочу ссылаться на примеры святых отцов из истории, потому что можно вспомнить хотя бы Евангелие, которое все читали. Если мы вообще посмотрим на события, описанные в Евангелие, мы увидим, что там создается какая-то иудейская секта.

Сначала у Иоанна Предтечи, что они там вообще себе позволяли, какое-то придумали крещение, какой-то обряд непонятный. Причем Иоанн Предтеча сам был священником по рождению, его отец был священником, значит, и он сам был священником. И они выдумали свои какие-то ритуалы, которым предавали большое значение, Иисус тоже их поддержал. Но нормальные люди туда совершенно не ходили. Поэтому даже фарисеи легко пытаются пристыдить человека, дескать, ты, что ли тоже в них уверовал? А у приличных людей, фарисеев и князей, если бы кто-то в них уверовал, всегда возникали проблемы.

Поэтому, на самом деле, надо сказать себе честно, я проблем никаких не хочу. Я вижу как большинство. Не может быть, чтобы такое большинство людей не спасалось. Поэтому я буду там, где большинство. А вы, может быть, на самом деле правы, Бог вам судья, но я в такие игры не играю. Я буду в другие игры играть как большинство.

Можно сказать, что католиков еще больше. Католиков, примерно, в шесть или семь раз больше. Православных несколько миллионов считается со всеми теми, кто просто свечки ставит. И во всем мире их, может быть, каких-то триста миллионов. А католиков больше миллиарда, полтора миллиарда. При этом мусульман еще больше, а буддистов еще больше. Поэтому тем, кто хочет спасаться в больших компаниях, надо буддистом быть, чтобы быть там, где больше людей, или мусульманином, или, если зачем-то нужно быть христианином, то католиком. То есть, это не те аргументы на самом деле.

На самом деле, люди хотят быть в той компании, которая в том месте, где они живут, стала большинством. Но это не религиозная мотивация. Пожалуйста, кто хочет, пусть так и живет, но религия здесь ни при чем.

А святые нас учат другому. Ведь нельзя сказать, что они этому неподробно учат, они нас учат ужасно подробно. То есть, есть огромное количество документов церковного права, каноны, просто предписания как поступать. Есть примеры святых отцов, как они поступали конкретно. Есть просто разные рассуждения святых отцов по разным поводам, как надо поступить.

Я думаю, что памятный пример для многих, если не для всех, Максима Исповедника, которому сказали, что ты останешься один. Ты принадлежишь к Кафолической Церкви, к какой Церкви ты принадлежишь? Тут у нас и Константинополь, и Римская Церковь тоже с нами в общении. А он говорил, что хоть бы и ангелы были с вами в общении, а я от общения с Христом пока не отступаю.

То есть Церковь одна, а как она называется сегодня Римская, Константинопольская, а завтра как-то иначе называется, вчера она тоже как-то по-другому называлась, неважно. Поэтому, если мы смотрим на примеры святых отцов, если это для нас важно, то имеет смысл переходить. Если мы смотрим на то, чтобы быть в какой-то компании, в каком-то обществе, то совершенно лишняя обуза. Не надо переходить тогда.

Конечно, в любой церкви может сложиться какая-то компания, которая тоже может быть приятной. Но это же не повод переходить. Кроме того, переход создаст проблемы, потому что нельзя будет участвовать в таинствах, в причастии и богослужениях Московской патриархии, которая всюду. Я приезжаю в какой-то город и должен там либо не участвовать в евхаристии, что тоже неудобно, либо я должен кого-то найти, если там есть кого найти, из нашей юрисдикции. То есть, на эти трудности можно пойти, но надо знать для чего, чтобы это было оправдано, иначе не надо идти на эти трудности.

Сейчас я ничего не говорю о решении проблемы. Просто пытался сказать в этом вступительном слове, где эта проблема возникает. То есть, когда мы просто приходим в хорошую церковь, стараемся отучиться от дурных наших привычек, которые даже житейски губительные, типа алкоголизма или просто большой раздражительности, вопрос об истинности вероисповедания не возникает. Да и католики тоже помогут. Католики в этом смысле хорошие. И православные всех юрисдикций хорошие. Если кто-то плохой, то это уже проблема отдельного прихода, а не вероисповедания.

А мы сейчас говорим о проблемах вероисповедания, для кого они есть. Если есть желание спастись при понимании, что это надо делать, как это делали святые отцы, а кто не понимает, тем Бог судья, мы не судим никого. Но мы знаем, что Господь лично во мне открывает что-то такое, что поможет спастись. Если я этого делать не буду, то не спасусь. А что Он открывает другому, какому-то знакомому Пете или Васе, во-первых, я не знаю. А, во-вторых, я не знаю, насколько Вася или Петя сопротивляются. Может быть, они, на самом деле, гораздо меньше сопротивляются воле Божьей, чем я, поэтому и спасутся.

* * *

Мы не говорим, что все, кто не пойдут в Истинную православную Церковь, все погибнут. Мы этого категорически не говорим, потому что мы другое говорим, что мы не знаем, кто спасется, а кто погибнет. Но мы знаем для себя, что мы должны спасаться в православной Церкви. И мы знаем, что православная Церковь там, где святые отцы. И поэтому, не глядя на остальных, не глядя, каким будет суд Божий над всеми остальными, мы смотрим на то, каким суд Божий может быть для нас. И поэтому мы идем туда. А куда пошли святые отцы в ХХ веке, куда бы пошли, если бы в наше время жили более древние святые отцы, это все принципиально важные вопросы, которые надо себе задавать. Но я пока на них не отвечаю.

Теперь давайте рассмотрим конкретные вопросы какие-нибудь.

Слушатель:

– Скажите, пожалуйста, как Вы считаете, в Русской православной Церкви таинства благодатные? Это один момент. И второй момент. Причина вашего разрыва с Русской православной зарубежной Церковью и с Русской православной автономной Церковью?

Лектор:

– Относительно благодатности таинств в Московской патриархии. Мы постоянно возвращаемся к обсуждению этого вопроса. И в нашей среде живут, грубо говоря, два мнения. Одно мнение, естественно, такое, что именно таинства совершенно безблагодатные. Другое мнение, что мы этого не видим и не можем знать. Во всяком случае, с чем согласны все, что нет теории выключателя: в общении с любой церковной организацией не бывает так, что произошел какой-то момент, кто-то повернул рубильник, и все стало в ней неблагодатным. Так и в древности никогда не случалось, и сейчас, значит, не случается.

Потеря церковным обществом благодати — это процесс, который так не регулируется. Поэтому мы должны определить церковно, происходят ли в данном сообществе те процессы, которые ведут к утрате благодати. Если принята ересь, елси раскол, то мы говорим да, происходит то, что должно повлечь утрату благодати. А другой вопрос, есть ли там сейчас благодать, повлекло ли это уже? На это теоретического способа ответить нет. Но есть экспертные оценки. Экспертами здесь являются святые. Других экспертов быть не может.

У нас есть наши святые ХХ века, новомученики, многие из которых, особенно в конце 30-х годов (до этого были разные мнения) говорили о безблагодатности Московской патриархии. Вследствие чего, это мнение в нашей среде стало очень авторитетным. В то же время можно сказать, что, возможно, они имели перед собой не всю Московскую патриархию, а какие-то ее части, которые были абсолютно безблагодатными. Где-то какая-то благодать могла оставаться, в каких-то частях Московской патриархии.

Действительно, еще мало прошло времени, чтобы об этом можно было судить, потому что, скажем, эти суждения, которые я сейчас привел, высказывались с 1927 по 1937 год. Потом, конечно, и позже высказывались, а последним по времени, наверное, Митрополит Филарет, глава Зарубежной Церкви, который писал об этом. Во всяком случае, у нас есть официальная церковная позиция, которая разделяется и РПАЦ нашей юрисдикции, и другой важнейшей юрисдикцией РИПЦ. Недавно я это обсуждал, пару дней назад, с РИПЦ, что мы категорически против вынесения какого-то соборного мнения о безблагодатности Московской патриархии, потому что этим самым мы включили бы этот тезис в наше вероисповедание. Мы не хотим это включать в наше вероисповедание. Вероисповедание – это вопрос, который остается неопределенным. Будет консенсус святых отцов, если их будет больше, тогда это все станет более ясно.

А теперь, что имеется в виду под безблагодатностью, когда об этом говорят. Многие думают, что это что-то такое страшное. Потому что люди обычно думают: как же так, в моей жизни же было очень много в Московской патриархии (я буду говорить про себя, про мою жизнь в Московской патриархии, просто не хочу говорить ни про кого другого), что я считаю несомненным благодатным проявлением. Как же тогда это соответствует безблагодатности патриархии? Это разное понимание.

Одно дело благодатность таинств, которые присоединяют к телу Христову, другое дело — действие вообще спасительной благодати Божьей. Если бы спасительная благодать Божья не действовала за пределами Церкви, то никогда ни один человек бы туда не пришел. Потому что призывает спасительная благодать Божья и во многом меняет человека еще до того, как он пришел в Церковь. В таком смысле о безблагодатности категорически нельзя говорить вообще, никто о ней даже вопросов не ставит в таком смысле. А говорится только о том, есть ли полнота благодати Церкви, есть ли полнота благодати Христовой или просто сообщество людей, в котором есть много хорошего.

Даже в этом отношении мы, в качестве вероисповедного принципа, этот вопрос оставляем открытым в том смысле, что это вообще не должно быть предметом вероисповедания. Каждый может иметь свою точку зрения в этом вопросе, но, что требуется от всех, во-первых, признать, что ересь — экуменизм и сергианство — ведут к утрате благодати, я не говорю, что привели, а ведут. Во-вторых, надо подчиниться дисциплине церковной, чтобы не иметь общения в таинствах, молитвах с теми, кто находится в ереси — в экуменизме и сергианстве. Это дисциплина. Если человек это все разделяет, то дальше никаких вопросов нет. 

Теперь, почему мы вышли из Зарубежной Церкви. Когда мы в нее входили, это был 1997 год, уже было понятно, что это ненадолго. Почему это было понятно? Потому что те, кто внимательно наблюдали за процессами Зарубежной Церкви, шедшими еще в первой половине и средине 90-х годов, видели, что, какие бы настроения ни были на российских приходах, но Нью-йоркский синод, который всем руководил (вопреки воле престарелого и уже мало что понимавшего митрополита Виталия), точно сдает всех. Это была абсолютно предательская политика.

То есть мы фактически плывем в корабле, который захвачен гангстерами. Они говорят, что направляют корабль куда-то в хорошие места, но, на самом деле, они нас сдают врагу. Это можно было понять по целому ряду признаков. То есть, внешне это можно было высчитать. Можно было еще легче в этом убедиться, если просто знать фактуру разных секретных переговоров, которые становились известными к тому времени, еще до нашего перехода. Уже переговоры Марка Берлинского с Московской патриархией, они в 1996 году прошли, стали предметом гласности в начале 1997 года еще до нашего перехода. Они все обсуждались.

Митрополит Виталий (вместо того, чтобы его отлучить и судить за эти переговоры) высказал ему просто свое огорчение, письмо написал. Но это же совершенно неадекватные меры. Понятно же, что он не остановится. Поэтому было ясно, что сейчас мы должны воспользоваться этими оставшимися двумя-тремя годами до развала зарубежной церкви и как-то объединиться тем, кто не хочет переходить в Московскую патриархию. Задача ставилась так. Она исполнялась в основном с помощью журнала «Вертоград», который тогда очень активизировался. Помнится, мы с его главным редактором тогда прикинули, сколько лет осталось Зарубежной Церкви. Один из нас (я только не помню кто) говорил, что два года, а другой – два с половиной. Но события, которые необратимо повернули Зарубежную Церковь к этому краху, произошли через два года и четыре месяца. То есть, правда оказалась посредине. И мы под это разворачивали журнал «Вертоград», фактически против своих епископов. Епископов было трудно поймать за руку, но мы старались их ловить. И мы не сомневались, куда они ведут.

Мы постепенно переходили из Зарубежной Церкви в Суздаль. А как образовался Суздаль? Это РПАЦ — Русская православная автономная Церковь. Автономная – это ничего не значит. Это Минюст потребовал такое название, чтобы не было аббревиатуры РПЦ. То есть, в церковном плане мы его не используем, называем себя российская Церковь, и все. В 1995 образовался разрыв РПАЦ и РПЦЗ.

Разрыв произошел в 1995 году, потому что Нью-Йоркский синод стал требовать, чтобы прошла перерегистрация всех приходов. Вдруг им почему-то это понадобилось. Хотя им объясняли, что перерегистрация в государственных органах означала, что мы от старой регистрации откажемся, а новой не получим. Они это прекрасно знали. Зачем тогда они на этом настаивали? Затем, что на приходы по старой регистрации были записаны храмы. И в это время храмы можно было отнять. То есть, они стали настаивать, чтобы храмы были отняты в пользу Московской Патриархии. Но храмы гораздо важнее Нью-йоркского синода. Когда этот Синода помогает, можно быть с ним в общении, но когда он, наоборот, начинает мешать, то нет никаких оснований продолжать с ним эту связь, потому что они, по сути, не начальство для Церкви в России. И поэтому им сказали «до свидания».

А конкретно наш приход, который сначала был с Нью-Йоркским синодом (потому что мы плохо знали про Суздаль, в Петербурге практически не было РПАЦ), 1997 году перешел из Московской патриархии в Зарубежную Церковь, а в 1999 – из Зарубежной Церкви в Суздаль, где было уже понятно, что там никакого общения с российской патриархией не будет.

Теперь, что касается того, что про меня пишут в Интернете, а некоторые не пишут, про разрыв с РПАЦ. У меня был просто конфликт с ныне покойным главой РПАЦ Митрополитом Валентином, который сообщил перед смертью, что он всех прощает, в частности, меня. То есть, примирился внутренне 19 января этого года.

Конфликт заключался в том, что он выдвинул какие-то обвинения, которые канонически обосновать было нельзя (особенно в связи с вопросом о имяславии, догматическая полемика была, сейчас не буду входить в подробности), в общем, произошел некий конфликт, в результате которого он оформил сам, своими руками, мое извержение из сана без соблюдения канонов. До революции это часто практиковалось. Но там все такие решения выполнялись, потому что посылалась полиция, попробуй не исполни. А у нас-то полицию никто послать не может.

Я ему написал аргументированный ответ, у нас переписка была, разумеется, открытая, иначе нет смысла ее вести, что он сам нарушил то и то, и что я совершенно не признаю извержения. Понятно, что не признаю. Но он тогда думал, что я просто не смогу остаться в РПАЦ. Но никакие каноны не позволят насильно отлучить от РПАЦ. Нет таких канонов. Если нет канонической возможности отделения, насильственного отделения, то я не хочу и не уйду. Могу уйти, если я захочу. А я не хочу.

И я, таким образом, остался. И оказалось, что ничего с этим сделать нельзя. То есть, на уровне государственной регистрации тоже ничего сделать нельзя, потому что зарегистрированный устав РПАЦ также не предполагал процедуру насильственного изгнания из нее. Но это было такое ноу-хау. Раньше так никто не делал. Но это можно сделать. И дальше у Митрополита возник вопрос, можно ли внутри РПАЦ объяснить, что он прав, а что я не прав. Конечно, нашлась небольшая группа, которая встала на его сторону. А большинство нет. Поэтому те люди, которые постоянно причащались у нас, причащались и в тех приходах, которые поминали митрополита Валентина. То есть, реального разрыва не было.

Да, еще до своей смерти митрополит Валентин запретил старосту московского прихода. Наш приход в Москве отца Михаила Ардова всегда оставался под омофором Суздальского митрополита. Но так как староста этого прихода в этом деле поддержал в этом конфликте меня, то митрополит его отлучил. Но еще при своей жизни он успел его, так сказать, простить.

А уже после смерти все сказали, что не действуют эти прещения. Сейчас мы в неофициальном общении. Другое дело, что у нас нет общей администрации с Суздалем притом, что у нас общая регистрация. А к общей администрации, я, честно говоря, не стремлюсь. Владыка Федор, новый глава Суздальской администрации, сказал, что, поскольку этот вопрос касается исправления ошибок Митрополита, то мы должны его рассмотреть после того, как пройдет год со дня смерти Митрополита. У него такое представление об уважении памяти Митрополита, что его ошибки надо исправлять, но год подождать.

Дальше уже будем исправлять эти ошибки на уровне каких-то официальных разговоров с Суздалем, но я совершенно не уверен, что мы должны с ним создавать общую администрацию. Может быть, это будет лучшим решением, может быть, нет. Решения по поводу администрации можно принимать разные. Главное, что мы должны понимать, что нас же не один Суздаль. Мы являемся одной из юрисдикций, возникшей на развалинах Катакомбной Церкви и Зарубежной Церкви. Но мы не являемся единственной и самой истинной, например.

Есть точно такая же юрисдикция, как у нас, Русская истинно православная Церковь, центр которой сейчас находится в Омске, а раньше находился в Одессе, когда был жив владыка Лазарь. Владыка Лазарь умер. Новый глава Владыка Тихон, архиепископ Омский, не меняет кафедру, поэтому центр перешел в Омск. Она такая же совершенно, как мы. У нас сейчас можно причащаться взаимно, но решения нет, а есть только устное разрешение архиереев, чтобы их монашествующие и миряне причащались в этих приходах. Но мы идем к тому, чтобы принять какие-то решения на эту тему, чтобы уже были официальные постановления. Людям надо, прежде всего, чтобы можно было совместно причащаться в одних и тех же приходах и там, и там, чтобы люди понимали, что это одна Церковь.

А как это все администрируется, это тоже дело не такое срочное. Это не то, что мешает людям жить уже так сильно. Это дает нам больше возможности, надо хоть и медленно, но что-то делать.

Кстати, хочу предварить, может быть, чей-то вопрос. Вопрос серьезный, на который нам надо обратить внимание: почему, если вы такие истинные, вы так друг с другом раздроблены? Это очень серьезный вопрос. Это очень заметный со стороны грех наших всех церковных организаций, и совершенно правильно, что заметный. Прежде всего, я хочу сказать, что это грех. И как грех его нельзя чем-то оправдывать, его надо преодолевать.

Есть еще очень большая юрисдикция Агафангела, с которой у нас, к сожалению, догматические различия. Они фактически реализовали сценарий МП, только без Гундяева. Знаете, многим людям сейчас стало в Московской патриархии плохо не потому, что у них какие-то религиозные проблемы на самом деле, а потому что им не нравится Патриарх. И особенно это клирикам каким-то не нравится. Понятно, что Патриарх может не нравиться. Но это само по себе не говорит, что Московская патриархия настолько плохая, что ее надо покидать. А есть люди, которые все это особо не рассматривают, а просто им неудобно, он им несимпатичный, или им просто не хочется в этой структуре работать священниками, и они решают, что надо уходить. То есть, это не религиозный выбор. Мы крайне не приветствуем присоединение к нам таких людей.

Конечно, поведение нынешнего Патриарха Кирилла кого-то заставило задуматься, но начать думать и до чего-то додуматься – это разные стадии одного процесса. Надо, чтобы он понял, что проблема в самой юрисдикции. Если человек ничего такого думать не хочет, то не надо нам такого прихожанина. А есть юрисдикция, которая их привлекает, это юрисдикция Агафангела Одесского. Она тоже возникла на развалинах РПЦЗ в самый последний момент, когда в 2007 году большая часть была захвачена Московской патриархией.

Поэтому, говоря об этом нашем разделении, хочу сказать, что есть такие юрисдикции, в которых дух разделения силен, я бы сказал, что это фактически дух раскола в них такой.  Но многие считают, что это главная сейчас для нас проблема. Это не только я считаю, так считает и архиепископ Тихон, глава РИПЦ, я думаю, что владыка Федор так же считает. Мы, конечно, для этого что-то делаем и, я думаю, что доделаем. Уже сейчас наши прихожане могут причащаться в приходах другой юрисдикции. Хотя еще официально такого разрешения нет, но оно действует неофициально. 

(окончание следует)