Калужская епархия Истинно-Православной Церкви

Яндекс.Метрика

Епископ Григорий (Лурье). О внешнем в христианстве. Выступление перед мятлевской общиной в 2013 году (продолжение)

(Продолжение. Начало здесь)

О внутреннем мы позже поговорим. А что касается внешнего — что еще должен делать христианин? Он должен регулярно причащаться. А к причастию нужно как-то готовиться. Это имеет измерение, прежде всего, в его личной жизни — об этом чуть позже поговорим. А во вторую очередь это должно проявляться в его общественной жизни: нужны прочие богослужения, должен быть частый доступ к таинству исповеди. И здесь возможны злоупотребления, в том числе, «благодаря» тому, что такова была дореволюционная традиция, где в основном были очень большие злоупотребления. Она консервировалась в Зарубежной Церкви. В Катакомбной она не консервировалась. Потому что в Катакомбной Церкви с причастием и исповедью все было очень жестко из-за этой боевой обстановки — там использовались все случаи, когда можно, а случаев, конечно, много быть не могло с этими опасными переездами курьеров.

Какие традиции были неправильные? Во-первых, для Зарубежной Церкви, как и для русской дореволюционной, было совершенно типично стояние на литургии без причастия. Слушать литургию приходили, а если это происходит за рубежом, то потом они спускаются в подвал, где собирается весь приход, пьют чай, русский клуб, и все самое интересное там. А чтобы иметь право на эту награду, нужно полтора часа постоять на службе, поскучать. Почему поскучать? Потому что невозможно не поскучать на литургии, ведь она вся на причастников направлена, а ты не причащаешься и, естественно, не можешь полноценно участвовать в этих молитвах.

Про причастие — это не моя фантазия. Есть четкие правила, апостольские правила в том числе, которые обязывают присутствующих на литургии каждый раз причащаться и готовиться к этому. Есть даже правила, которые устанавливают для мирян наказание за то, что они не причащаются, присутствуя на литургии. То есть, он должен быть отлучен от причастия, пока не явит достойного покаяния.

А в России массовое христианство от этих норм сильно отошло. Католики решили это своим способом: они просто отменили подготовку к причастию для мирян, затем отменили по их мнению самую главную часть причастия. Они причащают только под одним видом, а кровь отняли, потому что причащающиеся, на их взгляд, недостойны. В Эфиопии подошли еще более радикально: с какого-то определенно возраста перестают причащать до старости, если не при смерти.

А в русской Церкви и на греческом востоке возник обычай причащаться очень редко. Мирянин живет своей жизнью, которая христианской не является. А потом он неделю постится Великим постом и причащается. И старообрядцы очень на этом настаивали, сейчас они носители этой традиции.

Надо сказать, что наши святые, которые жили во времена установления этой традиции, они против нее резко возражали. Есть книга Макария Коринфского и Никодима Святогорца конца XVIII века, это, наверное, самые великие святые того времени, о том, что это все безобразие, что так делать нельзя, они приводят мнения святых отцов. Там спор из-за этого был большой.

Поэтому мы должны преемствовать не тем обычаям дореволюционной Церкви, которая является, с одной стороны, причиной ее смерти, а, с другой стороны, симптомом ее болезни. Когда миллионы людей числили себя членами этой Церкви, потом они все пошли за большевиками, которые сами себя провозглашали безбожниками. Это же ненормально. А еще в одночасье стали атеистами или просто бросили церковную жизнь. Какие же они были христиане, если они так легко от этого отказались?

Получается, что оценка большевиков была во многом правильной. Она была неправильной в том отношении, что они не предвидели новомучеников. Здесь они ошиблись. Но в отношении статистики основной массы они были правы. Это значит, что Церковь неправильно воспитывала народ. Такие фундаментальные вещи как отношение к причастию это показывают. И в некоторых наших ИПЦ то же самое. Тем более, когда и так трудно созвать народ, когда очень часто служба бывает с каким-то напрягом. То есть, кто-то что-то у себя дома делает, это всегда сложно. Или даже в церкви. У них есть какой-то храм постоянный, который тоже трудно поддерживать, потому что его все время хотят отнять, еще что-нибудь. И этим не пользоваться?

Я все время нашим прихожанам говорю, если мы, пока есть храм, не будем им пользоваться, будем не приходить на службу, не причащаться пока дают, то потом либо весь наш приход, либо кто-то по отдельности будет совершенно справедливо наказан. То есть, будет лишен такой возможности, если он ней не пользовался, когда она была. Тут не надо играть с огнем.

Частое причащение должно быть нормальным. Оно предполагает определенную жизнь. Это предполагает немножко другой тип духовной жизни.

А в то же время, если взять норму непричащения за службой, то тогда людям становится непонятно, зачем приходить на литургию. И объяснить им этого нельзя. Единственный способ заставить их ходить на литургию — это мотивировать чем-то дополнительно. За границей это все уже отработано. Просто ходят те, кому нужен «русский клуб». А когда перестает быть нужным — перестают ходить. То есть, получается, что чаем после службы можно всех объединить.

В условиях России это не работало или работало слабо. И в 1990-е годы объединили тем, чего очень много было среди зарубежных приходов российской зарубежной Церкви — всякого такого «ура-патриотизма». То есть, это был такой политический клуб, куда мы приходим, как на партсобрание, собрание политического движения, чтобы возродить Святую Русь, монархию.

Это, конечно, дурдом получился. Потом подросли дети тех, которые в двадцать лет увлеклись, в двадцать пять уже не очень увлекались, но продолжали ходить, а в тридцать уже перестали. То есть, у них там семьи появились, кому-то просто надоело, кто-то спился, ну, не знаю. В общем, не держатся такие вещи. Это просто должно было когда-нибудь развалиться. И когда это развалилось, то осталось то, что осталось, а не эти сотни приходов, которые были в 1990-е годы в Зарубежной Церкви. Когда приходишь на религиозные собрания, и это ничего кроме религии не дает, то для них получается облом. Не то что они стали считать себя неверующими или в МП пошли, конечно нет. Они просто не очень пошли, стали редко приходить, а что делать. Ладно, если какой-то праздник, крестный ход. А когда нет такой службы, то зачем ходить? На дачу надо поехать.

Дача — это вообще враг православия. Причем, один из основных и наиболее успешных. Просто те враги, которые гонения устраивают, им так слабо, как даче. Там же еще, мало того, что потеря времени для служения. Там люди какие-то «обдолбанные» возвращаются с этой дачи. Еще нужно войти в этот ритм.

Слушатель:

– А потом еще урожай, надо же с этим что-то делать, банки закручивать, а потом еще есть все это.

Лектор:

– Честно говоря, я не посягнул на дачи, на самом деле. Я просто вижу здесь такого левиафана, не могу близко к нему подойти. Я намекаю, что дача — враг православия. И все, молчу. Просто я уже не знаю, что с этим делать. Если я буду слабо это все говорить, то это все будет как об стенку горох. Если же мне удастся проткнуть где-то копьем, то это же дальше будут какие-то мучения раненого зверя. Я не знаю, что там произойдет. То есть, адекватной реакции все равно же не будет. Я не буду знать, что с этим делать. Я просто боюсь.

Поэтому я считаю, что только локально, в пределах прихода, наш максимальный успех заключается в борьбе с куличами и пасхами. Спустя несколько лет борьбы удалось добиться того, чтобы наши прихожане в своей массе в Страстную седмицу ходили на службу и не занимались с этими мерзкими куличами и прочей готовкой. То есть, нужно говорить, что это все вредная пища, что ее вообще не нужно, что куличи можно купить в магазине.

У нас по нескольку часов в день богослужения на Страстную седмицу. И для немолодого человека после этого надо прийти и лежать, а ни убирать квартиру, ни готовить, ничего. Дальше, так сказать, если им дать волю, то они просто не пойдут на службу. Один раз устал, значит, начнут все по хозяйству делать. Я им говорю, что вы же потом духовно отравитесь этими куличами, а может быть, и не духовно, а физически, если будете это все делать во время службы.

Мы же служим, и стараемся, чтобы все эти службы были отслужены, по крайней мере, основные. Они занимают достаточно много времени. Для человека пожилого — если он такой сильный прям, что может все службы отстоять, а потом ночь посвятить кулинарии — никаких проблем, пожалуйста. Но если ночь чем-то другим занята, то извините. Лучше тогда служба, если даже квартира не убрана, зато в душе будет более убрано, чем обычно. То есть, здесь как-то удается. Все-таки слышат и приходят. Я сначала удивлялся, куда они все деваются перед Пасхой, прихожане. Это же такая служба, это же так интересно.

Слушатель:

– Раз в году.

Лектор:

– Да, именно раз в году. Я уже думал, что они как-то все заболевают, или что там с ними еще происходит. Заболевают в другом смысле. Но когда я понял, что они просто занимаются все готовкой, моему негодованию не было предела.

Слушатель:

– Пасха — нетление, воскресение Христово. А Пасха может быть тленная такая, воскресение египетских мяс.

Лектор:

– Точно.

Слушатель:

– Шли как-то в особые дни. А здесь мясо просто воскресает. И праздник об этом. Нужно со страстной среды уже начать готовить это мясо.

Лектор:

– Я считаю, что здесь надо вести совершенно непримиримую войну с куличами и пасхами. И это эффективно. Помимо такого конфронтационного языка, языка ненависти военной пропаганды, «врагов» надо уничтожать не поеданием, а исключением. Но это возможно только в том случае, если предоставить возможность прийти на богослужение. Потому что люди такое сложное богослужение сами организовать не могут. Здесь, все-таки, надо говорить, что есть служба, пусть даже плохо, без пения, только все прочитаем, но все же это все прозвучит, и можно будет послушать. А ты там идешь, занимаешься какой-то гадостью. Вот тогда это действует.

В зарубежной церкви это тоже особо не понимают. Потому что не причащаться на Пасху — это, пожалуйста, но, казалось бы, зачем тогда вообще праздновать, если ты не причащаешься? А норма такая, чтобы не причащаться на Пасху, просить, если еще не факт, что там будут причащать, а как это на Пасху не поесть кулич и яйцо — это вообще непонятно. Тогда, извините, во что мы веруем? Какая у нас религия, если не причащаться на Пасху? Не причащаться можно, а кулича не поесть — это нельзя? Я думаю, что это тогда религия куличей, а не христианства, абсолютно языческая. Вещи-то надо называть своими именами. В общем, я считаю, что это не дача, с этим можно бороться и нужно. И я буду бороться, но еще не придумал, как. Я оставляю надежду, что, все-таки, как-то можно.

Если человек уезжает на дачу и совершает там те же службы, что некоторые и делают, то никаких проблем, тут не с чем бороться. Но если уезжает и выпадает из церковной жизни, а не дай Бог там, еще ходят в Московскую патриархию, чтобы «богослужение послушать», есть такие примеры. Так сказать, тоску о церкви умерить в дачной местности... 

(продолжение следует)