В данной статье я постараюсь разобраться, почему люди остаются в МП, хотя читают то же Писание и тех же Святых Отцов, что и мы.

Однажды я участвовал в настоящем конном походе. Это был непростой и настоящий поход: мы седлали и расседлывали лошадей, жили в палатках, готовили еду на костре.

В автобусе доставки до места ехали разные люди. В глаза бросались накачанные мужчины с длинноногими спортивного вида красотками. Автобус ехал вдоль реки Катунь и останавливался у различных турбаз – небольших поселочков со столовками, магазинами, сувенирами, гостиницами и аттракционами – небольшими выездами на лошадях, короткими экскурсиями, рафтингом. И все эти красивые мужчины и женщины выходят и выходят на турбазах, народу становится все меньше. А наша точка – в самом конце и даже немного дальше.

Наконец наша группа добралась до конца – и оказалось, что большинство из нас – народ стремный: одинокие женщины и мужчины, люди без особой занятости. Была, правда, вполне нормальная пара, но совсем в рамках статистической погрешности. Один дядя походил на бандита.

И все эти люди собрались неделю ехать в седле, нюхать конский навоз и спать на земле. Это казалось невероятным.

Из этого народа (половина которых вообще первый раз была в походе) никто не сломался, не заплакал. Все преодолели путь и были безумно счастливы, они еще оказались интересными людьми. Не уверен, что вышеупомянутые красавцы и красавицы выдержали бы часть пути.

Мне кажется, автобус с постепенно выходящими людьми – это очень хорошая метафора пути человека к Богу. Те, кто начинает поиск, могут закончить его на разных «остановках», а до финиша доходят немногие, и они не очень походят на героев: мирского в них слишком мало (это к красавцам), но они идут до конца.

У большинства людей есть определенные религиозные потребности. Кому-то нужно «яички освятить», кому-то услышать доброе слово, а кто-то хочет «приобщиться духовности» или даже исповедаться (то есть скорее поговорить с психологом). В основном такие потребности государственная церковь (РПЦ МП в частности) закрывает неплохо и без далеко идущих последствий для человека. Однако подлинную потребность в Боге она не закроет. Подлинная духовная потребность незакрываема, она есть постоянное удовлетворение этой потребности, жизнь во Христе – это не процесс, а результат.

Для такого следования за Богом человек должен обладать некоторыми качествами – нонконформизмом, решительностью, некоторая психопатология также желательна. В общем, христианство – не для вполне нормальных. Добро пожаловать!

Христианин – это авантюрист, борец за чистую идею (или чисто за идею), революционер. Давайте представим себе революционера сидящим в кабинете и решающим бюрократические вопросы. Так что Геннадий Зюганов, сказавший, что Иисус Христос был первым коммунистом, был неправ фактически, но прав по сути. Христианство – это революция, а революция – это радикальная смена формации, это определенный формат мышления, предполагающий главной целью Иисуса Христа.

Для христианина более естественно поведение типа «псих», чем «бюрократ», последнее вообще ненормально. «Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым» (1Кор.3:18)

Почему же человек видя не видит и слыша не слышит? Потому что большинству людей истина не нужна, а нужен комфорт. Это относится и к духовной сфере, к ней даже, возможно, в большей степени: духовностью можно оправдать самые разные гнусности и заблуждения.

Современная ситуация (главным образом с 2012 года и особенно с конца 2013) ставит думающих людей РПЦ МП перед выбором: оставаться в организации с весьма специфическим пониманием христианства или…

Вот это «или» и является главной проблемой. Многие бы и рады уйти (по принципу с прихода на приход), но не представляют, куда. И так как «куда» они не видят, то продолжают оставаться в МП.

Проблема верующих РПЦ – в тех стереотипах, которые вдалбливают людям с порога этой организации. Человек приходит в церковь в состоянии духовного поиска, и ему объясняют, что христианство – это вера в Иисуса Христа с некоторым «довеском», который является доминирующим имплицитно, а в критической ситуации – эксплицитно.

Что же это за стереотипы?

1.               «Административное богословие» (бюрократическая организация как «роутер» Святого Духа). Это и есть сергианство. Тело Христово не просто отождествляется с земной организацией – Сам Господь становится заложником ее воли. Решения соборов и отдельных иерархов являются не отражением духовных реалий – они оказываются первичными по отношению к Богу, Который, стало быть, должен эти решения исполнять. Критерием истинности становятся не Писание и вера святых, а воля начальства и «генеральная линия партии». Отсюда же и отсутствие обратной связи – начальство не обязано отчитываться перед подчиненными, но требует от них такого отчета. В целом же отношения между священниками и архиереями напоминают франшизу, объектом которой является брэнд «РПЦ МП».

2.               «Самое страшное – это раскол». Вытекает из предыдущего стереотипа. Под расколом понимается любое несогласие с «политикой партии и правительства». Патриархийные православные убеждены, что вне их организации нет спасения, благодать там только призывающая, и поэтому уходить некуда. А в условиях монополии на духовность действует принцип «не нравится – не ешь», и верующий (при недостаточной критичности мышления) вынужден принимать всю доктрину без оговорок (вариативность возможна в таких незначительных вопросах, как догматика и аскетика – есть место и Осипову, и покойному о. Даниилу Сысоеву). При этом любая критика автоматически приравнивается к богохульству, т.к. организация «равна» Богу.

3.               Особый статус духовенства (цитата от священника: «Священник – это не мужчина»). Свойства Бога (непогрешимость, безошибочность) переносятся на клир, а впоследствии – и на отдельных персон. Это связано с отсутствием выборности клира. Чтобы получить авторитет – надо его или заработать, или провозгласить. Вариант поставления «снизу» требует от священника определенных личностных качеств, большой самоотдачи и делает его зависимым в первую очередь от паствы, а уже потом от архиерея, который, в свою очередь, не может воспринимать подконтрольные приходы как свою вотчину. Если же священник назначается административным путем, то он должен априори быть персоной высшего порядка. Отсюда же и отрицание необходимости работать для священника, и напускание тумана ex cathedra.

4.               «Так всегда было». Раньше было лучше и правильнее – это образ мысли пожилого человека. Позиция совершенно пассивная: прошлое изменить невозможно, а значит, его следует принять, и будущее, которое мы творим сейчас и здесь, не должно вступать с этим прошлым в противоречие. И даже если что-то не соответствовало Писанию или вере Отцов – это скорее проблема последних. Очень живучий стереотип, о который смиряются самые горячие борцы с бюрократией.

Эти стереотипы воспринимаются как религиозные аксиомы. Именно поэтому их очень трудно преодолеть: человек должен осознать, что они не являются предметом веры. Такое осознание возможно в переломные периоды (когда действия церкви совсем уж открыто вступают в противоречие с ее учением) либо в процессе честного духовного поиска, цель которого – не комфорт, а установление истины.

Итак, человек понимает, что что-то не так. Он выходит из зоны комфорта, и тут все зависит от его решимости. Готов ли он поставить на кон все?

Как правило, нет. Гораздо проще оставаться в комфортном мире иллюзий и быть «как все». Но противоречие нужно как-то снять, и тогда придумываются оправдания своей нерешительности. А если человек хочет чего-то себе доказать – у него это обычно получается.

Обычно люди объясняют, что идти некуда, благодати нигде нет, а раз Господь обещал сохранить Церковь, то остается лишь признать, что она – это РПЦ МП. При этом такое объяснение – результат сознательного прекращения поисков:

А моя судьба захотела на покой,
Я обещал ей не участвовать в военной игре

(такой вариант безопасного православия) или доверяет свою судьбу другому человеку («Мой духовник уже 10 лет меня окормляет, и я ему доверяю»). На Страшном суде, видимо, он (или она) скажет: «А мне так сказал батюшка!»

Оставляя МП, человек может столкнуться с проблемами житейского и психологического характера: конфликт с верующими друзьями и близкими, сужение круга общения. Дружба уже не будет той, что была. При этом чем самостоятельнее приход, чем лучше отношения между прихожанами, чем более осознанной духовной жизнью живет община, тем труднее из нее уйти. Человеку есть что терять.

Намного сложнее уйти из РПЦ МП священнику. Ввиду его деятельности он утрачивает необходимые навыки для жизни в обществе – приносить и получать от него пользу. Пользу священник получает (статус, финансы, преференции со стороны сильных мира сего), нередко приносит, но только узкой прослойке верующих. Остальным от его существования ни горячо, ни холодно. Можно попытаться сравнить образ жизни священника и бомжа. Бомжу очень трудно изменить свою жизнь (такую непростую) не потому, что нет возможностей, а потому, что он утратил навыки жизни в обществе – он не трудится, пьет, питается тем, что общество дает, но ничего не может предложить взамен. Достаточно побомжевать год-два, чтобы перейти точку невозврата. Что же говорить о маститых митрофорных протоиереях? Даже те, кто занят деятельностью, кто строит храм, служит по воскресеньям, производят «воздух». Эффективность практически любого труда можно вычислить – по объему прибыли, количеству произведенных товаров, оказанных услуг и пр. Эффективность же деятельности священника (именно в духовном плане, строительство храма и хоз.деятельность не в счет) можно замерить разве что несуществующим харизмометром.

Есть и другой аргумент – «от противного»: «У вас ничего не понятно, запутаешься в юрисдикциях». ОК, давайте представим, что происходит что-то совсем из ряда вон. Например, ПК делает каминг-аут и говорит, что экуменизм и гомосексуализм – это ОК. Что дальше? Кто-то останется с ним, кто-то отделится, причем эти осколки будут в сложных отношениях между собой. Такое ведь возможно? А почему невозможно, что столь сильные катаклизмы, как революция, ереси породили такие разброд и шатания? Кроме того, этот аргумент обычно приводят люди образованные, для которых понять догматику возможно, а взаимоотношения уровня средней мыльной оперы – получается, нет. Неправда, дело в нежелании разбираться, а сложность – аргумент против (по сути, аргументом является собственное невежество).

Необходимость считать черное белым и подгонять реальность под нужные лекала не проходит бесследно. Одно из типичных состояний человека внутри МП – это сочетание стокгольмского синдрома и нежелания признавать себя жертвой. То есть человеку стыдно признаться (в первую очередь самому себе), что его пассивностью пользуются, и он оправдывается, что так правильно, выдает беззаконие за норму, а свое бездействие (от страха перед ответственностью за выбор) – за добродетель христианского послушания. Кратковременные вспышки ощущения несправедливости (обычно несправедливости со стороны священноначалия) нейтрализуются стокгольмским синдромом.

Поэтому МПшники в общении обычно несколько «зашорены» (разумеется, речь не о всех). Им будто бы неудобно говорить о вере. Все, что выходит за рамки компетенции, потенциально опасно. Все действия и выводы – с оглядкой на священноначалие («Если батюшка благословит», «Владыка говорит, что…»). Они обвиняют нас (ИПЦ) в сектантстве, а при этом сами больше похожи на сектантов, чем мы.

Что же делать истинно-православной Церкви? Часть работы делает сама РПЦ МП: своими действиями она ставит перед думающими людьми вопрос о своей легитимности. Важно, чтобы в момент Х эти люди поняли, что уходить следует именно в ИПЦ, а наша задача – обеспечить им хороший прием. Для этого община должна выполнить свою задачу: стать тем, где двое или трое собраны во имя Господа. И, конечно, не забывать про открытость и доброжелательность. Мы рады новым людям, если они пришли во имя Господа. Или еще/уже ищут Его.

На страницу Мятлевских чтений