(начало здесь)

3. О том, как и чем укрепляться при наступлении браней, требующих мысленного подвига

Вот рекомендуемое во всех писаниях укрепление в борьбе при нашем подвиге, — да не малодушествуем, не унываем, когда сильно ополчатся на нас лукавые помыслы, не прекратим движения по пути, проходящему в тризнище. И это ведь хитрость дьявольской злобы — внушать нам стыд за поражение скверными помыслами, препятствующий воззреть к Богу с покаянием и помолиться против них. Но мы всегдашним покаянием и беспрестанной молитвой да побеждаем их и не дадим плечи врагам, хоть и тысячу ран каждый день получаем от них. И положим в себе, пока не умрем, никак не отступать от живоносного этого делания. Бывает ведь у нас наряду с ними и сокровенное посещение милостью Божией. Не только ведь у нас, страстных и немощных, но и у в высоком чину чистоты стоящих и в достойном похвалы житии пребывающих, в жительстве безмолвия под мышцею разума Господня, — бывают и у них падения мысленные, но после них — «мир и утешение, и помыслы целомудренные и кроткие», как говорит святой Исаак. И далее: «Сколько раз бывает человек непотребен, и бесчисленно от необученности своей уязвлен, и повержен, и во всякое время бессилен! Но иногда вырывает он стяг из рук воинов, “сынов исполинских” (см.: Числ. 13, 24), и возносится имя его и восхваляется он больше подвизающихся и известных победами, и получает венец и почетные дары более всех друзей своих». И это святые указывают нам уверенно и отъемлют сомнения от ума нашего, чтобы при мысленном борении не ослабели мы в смысле во время смущения при нанесении скверных помыслов и не уклонились в отчаяние.

И также, когда посещение благодати бывает, да не станешь ты беспечным и не возвысишься, но исповедайся Богу и благодари Его, и припадай на память согрешений своих, во время попущения у тебя бывших, — куда нисходишь тогда и как обретаешь ум скотский. И помни окаянство природы своей, и приведи на память себе нечистые помыслы и нелепые идолы, во время зимы водруженные в смысле твоем, и час смущения и бесчиния помыслов, незадолго прежде восставших на тебя в невидении омрачения, — как скоро уклонился ты к страстям и собеседовал с ними в омрачении смысла. И поминая это, кайся и укоряй себя. Разумей же, что все это промысел Божий наводит на нас, чтобы мы смирились.

Ибо говорит блаженный Григорий Синаит: «Если не будет человек оставлен, и побежден, и пленен, поработившись всякою страстию, и помыслом, и духом побеждаем, и ни отдел помощи не обретая, или от Бога, или от чего бы то ни было совершенно, так что недолго и в отчаяние прийти насилуемому во всем, не может он сокрушиться и считать себя ниже всех и последнейшим, и рабом всех, и самых горьких бесов худшего, как полностью ими насилуемого и побеждаемого. И это — предусмотренное Промыслом наставительное смирение: за ним следом дается от Бога и высокое, то есть божественная сила, действующая и творящая все, из‑за нее своим орудием того постоянно видящая, с ее помощью совершающим Божии чудеса». Внимай же этому со страхом: если не смиришь свое мудрование, оставит тебя благодать и совершенно падешь ты в том, в чем только искушаем был помыслом. Ибо способность стоять в добродетелях не от тебя зависит, но есть дело благодати, носящей тебя на ладонях рук своих, сохраняя от всего сопротивного. Нам же подобает быть очень внимательными к тому, чтобы никак не стать причиной усиления у нас лукавых помыслов, — если будем шествовать путем Божиим не правильно, но развращенно и не соблюдая себя. Желающий прилежать любви Божией и поистине спастись должен ведь проводить жизнь со многим усердием и старанием, держась всех божественных Писаний, все, насколько по силам, благочестиво совершая, и всегда без разленения и небрежения делать дело Господне.

4. О поддержании всего делания в жительстве нашем

Поддерживаться в жительстве нашем должно и то, чтобы всегда и во всяком начинании душой и телом, словом, делом и помышлением пребывать в деле Божием, насколько это по силе. «Ибо как прежде, живя в миру, в суете его, всем умом и чувствами поработились мы прелести греховной, — говорит блаженный Филофей, — так опять же подобает нам, к житию по Боге приступившим, всем умом и чувствами работать Богу живому и истинному и Божьей правде и воле» и творить святые Его заповеди, и от всего неугодного Богу всячески удаляться, по Писанию, говорящему: «Ко всем заповедям Твоим я направлялся и всякий путь неправды возненавидел» (Пс. 118, 128).

И, от сна восстав, прежде надо прославить Бога, затем исповедаться Ему, а потом — такие дела: молитва, пение, чтение, рукоделие и, если есть, какое‑то поделие. Всегда же имей ум во многом благоговении и в надежде Божией висящим, и все твори для благоугождения Его, а не для тщеславия, ни для человекоугодия, зная точно, что Он всегда с нами, «везде сущий и все исполняющий» (Из молитвы Святому Духу). Поскольку «Насадивший ухо» слышит все и «Создавший око» (Пс. 93, 9) смотрит везде. И если случится беседа, — и ее веди по Боге, избегая ропота, осуждения, празднословия и любопрения. Так же и в пище и в питии — и это принимай со страхом Божиим. Особенно же во время сна держись благоговейно внутренне, мысленно, вовне же — во всех членах благоопрятно. Ибо этот кратковременный сон есть образ вечного сна, то есть смерти, и возлегание на постели считай положением во гроб. И при всем этом следует всегда иметь пред очами Бога, по реченному Давидом: «Всегда я видел предо мною Господа, ибо Он одесную меня; да не поколеблюсь» (Пс. 15, 8). Так поступающий всегда пребывает в молитве. И если кто‑то имеет здоровое тело, подобает утомлять его постом, бдением и трудным деланием; поклоны ли, или рукоделие — с трудом подобает творить, да порабощается тело душе и от страстей избавляется благодатью Христовой. Если же тело немощно, — соответственно силе надо управлять им. В молитве же — никогда не быть нерадивым ни здоровому, ни немощному. Даже и при естественной потребности ум сокровенно да поучается. Со страхом и это подобает совершать. Ведь телесное делание взыщется от здоровых телом и крепких по силе каждого; мысленное же — то есть иметь в уме благоговение и надежду Божию и любви Его прилежать — всем необходимо, даже и в тяжелой болезни. Также и к ближним нашим мы должны, по Господней заповеди, иметь любовь и, если они оказываются поблизости от нас, показывать это словом и делом, если сможем сохранить при этом любовь и Божию. Если же они далеко от нас, в уме любовью соединяться с ними и всякое злопамятство по отношению к ним от сердец наших отогнать и со смирением подчинить им душу и добрым изволением им благоугодить. Ибо если Господь увидит нас таковыми, то и прегрешения наши простит, и молитвы наши как дар благой примет, и милости Свои щедро нам подаст.

Обозрение сказанного прежде и показ последующего

Вот, благодатью Божией, рассказали мы от святых Писаний вкратце о мысленном делании, и о различной вражеской брани в нем против нас, и о нашем борении при этом, и что лучшее борение — без помыслов иметь сердце в молитве. И, сказав о действии этого, мы при том отчасти дерзнули привести святые Писания, чтобы показать, какой благодати удостаиваются делатели этого, причем сам я недостоин и коснуться таковых. И еще сказали мы, чем следует укрепляться тому, кто в этом трудится, и как проводить воздержную жизнь тому, кто стремится в этом наилучшем и первейшем борении к великой победе, то есть к умственному безмолвию и истинной молитве. А затем, после этого, если Бог вразумит, скажем и о прочих образах победы в различных борениях.

5. О различии видов нашей борьбы и победы над восьмью первоначальными страстными помыслами и прочими

Различны приемы борьбы, которыми мы одерживаем победу над лукавыми помыслами, сказали отцы. Соответственно мере каждого подвизающегося против помыслов следует и перечить им, и уничижать, и отгонять их. Уничижать и отгонять — дело совершеннейших, а противоречить — и это преуспевших. Новоначальных же и немощных дело — молиться против них и наводить благие помыслы на лукавые, поскольку святой Исаак повелевает с помощью добродетелей скрадывать страсти. И Петр Дамаскин говорит: «Благой прилог в мыслях приготовленным для дела да имеем». И иные отцы так сказали. Так что, когда нас будут осиливать помыслы, не давая молиться в смирении и во внутренней тишине, тогда нам подобает молиться против них и переводить их в полезные. А как нам помолиться и в полезные перевести, и об этом представим святые Писания.

Восемь ведь помыслов, сказали отцы, главных, от которых рождаются многие другие страстные помыслы: 1. чревообъядения, 2. блудный, 3. сребролюбия, 4. гнева, 5. печали, 6. уныния, 7. тщеславия, 8. гордости. И первым из всех они поместили помысел чревообъядения. И мы о нем первом скажем, чтобы чин премудрых нам, неразумным, не переменить; но, последуя словам святых отцов, так же сделаем.

1. О чревообъядении

Если досаждает помысел чревообъядения, приводя на память различные сладчайшие изысканные яства, чтобы есть сверх потребности, не вовремя и без меры, подобает тогда вспоминать прежде всего сказанное Господом: «Да не отягчают сердца ваши объядением и пьянством» (Лк. 21, 34), — и, самого того Господа помолив и призвав на помощь, помышлять о сказанном отцами, что у иноков эта страсть — корень всякого зла, особенно же блуда. И в начале жизни преступление праотца нашего, первого человека Адама, произошло благодаря этому. Ибо прикоснувшись к неразрешенной снеди, он отпал от рая и на весь род человеческий навел смерть, как написано: «Прекрасным был на вид и хорош на вкус умертвивший меня плод» (Из стихиры на стиховне на утрени в пятницу первой недели Великого поста; ср.: Быт. 3, 6). С той поры и до сего дня многие, повиновавшись чреву, пали великим падением, как повествует святое Писание. Знай же, что сладость и благоухание пищи по малом времени обращаются в злой смрад и в гниль и ничего полезного уже не имеют, говорит Варсонофий Великий. И, уразумев это, укори себя за то, что желаешь того, что вскоре от сладости и благоухания в такое злосмрадие переходит. И так, в меру и в подобающее время причащаясь пищи, побеждай страсть.

О мере пищи

Мера же пищи такова, сказали отцы: если кто‑то установит себе, сколько принимать ее за день, и если уразумеет, что это много и отягощает его, пусть тогда от того убавит. Если же видит, что это мало и не может тем поддерживаться его тело, пусть тогда немного прибавит, и, так хорошо испробовав, установит количество, каким может укреплять силу своего тела, — не ища наслаждения, но по потребности, — и так принимает, благодаря Бога, себя же да осуждает как недостойного и того малого утешения. Все же разнообразие природы одним правилом объять невозможно, поскольку великое различие имеют тела в крепости, — как медь и железо по сравнению с воском. Общее же правило для новоначальных — прекращать есть немножко голодным. Если же до полной сытости наестся, и это безгрешно. А если иногда немного пресытится, да укорит себя и так, благодаря падениям, одерживает победу.

О времени пищи

О времени же воздержания от пищи сказали отцы: до девятого часа поститься; если же кто‑то хочет больше потерпеть, — это в его воле. Вообще же положили есть, когда день пойдет на убыль, — когда солнце после полудня проходит часа два, и настает час девятый, — во время равноденствия весной и осенью. Летом ведь и зимой в северных странах день и ночь значительно увеличиваются и сокращаются в часах, — не как в Средиземноморье, в Палестине или в Константинополе. И потому жить нам подобает соответственно времени, как то удобно. В день же непостный подобает час приема пищи делать более ранним и, если требуется, немного вкусить в полуденное время.

О различии в пище

О различии же в пище: «От всех имеющихся вкусных блюд принимать понемногу — вот суждение осмысленных людей, — сказал Григорий Синаит, — а не одно выбирать, а другое отодвигать, — да и Бог благодарится, и скромность души поддерживается. Так ведь возношения избегнем и добрых творений Божиих не возгнушаемся. Немощным же верою или душою воздержание от снедей полезно, потому что они не веруют, — сказал он, — что будут Богом сохранены. Им ведь апостол повелел есть овощи (см.: Рим. 14, 2)». Если же кому‑то причиняет вред какая‑то пища — или по некоей немощи, или по естеству, — да не принуждает себя принимать ее, но принимает то, что ему полезно. Говорит ведь Василий Великий, что: «Не подобает той же самой пищей, которой поддерживается тело, ратовать против него».

О различии же тел. Если кто‑то имеет здоровое и крепкое тело, должен утомлять его по возможности, да от страстей оно избавляется и душе порабощается благодатью Христовою. Если же немощное и недужное, — давать ему немного покоя, да не до конца пропадет. Подвизающемуся же подобает жить в скудости, не насыщаясь, давать потребное телу без малого, как в пище, так и в питии. Во время же рати врага против тела подобает особенно воздерживаться, поскольку многие, не удержав чрева, впали в бесчестящие страсти и неназываемый ров осквернения. А когда чрево пребывает в благочинии воздержания, совместный вход всех добродетелей происходит. Ибо «если удержишь чрево, войдешь в рай, — говорит Василий Великий, — если же не удержишь, будет изнурение смерти». Если же кто‑то из‑за труда путешествия или какого‑то тяжелейшего дела снизойдет немного к телу и чуть добавит к обычно потребляемому, это не зазорно — ив пище, и в питии, и во всяком покое, — потому что поступил, сообразуясь со своей силой.

Блуда, второй помысел

Велик наш подвиг против духа блудного и очень тяжел, ибо состоит из двойной борьбы — в душе и в теле. Потому подобает нам крепко стараться бодро и трезвенно соблюдать свое сердце от этого помысла, наиболее же в святых собраниях, когда хотим причаститься святыни. Ибо тогда тщится враг всячески осквернить нашу совесть. И когда эти помыслы досаждают, иметь тогда подобает страх Божий и напоминать себе, что ничто не может утаиться от Бога, вплоть до мимолетного помышления сердечного, и что всем им судия и взыскатель Господь. Вспоминать и обет наш, который мы исповедали перед ангелами и людьми, — пребывать в целомудрии и чистоте. Целомудрие же и чистота — не внешняя только жизнь, но «сокровенный сердца человек», когда бывает чист от скверных помыслов, — «это перед Богом драгоценно и возлюблено» (ср.: 1 Пет. 3, 4). Соглашающийся же часто с блудным помыслом по своей воле и сквернящий себя — тот любодействует в сердце, сказали отцы. Бывает же, иногда и до дела доходит. И если доходит до дела, — да уразумеем, какая беда ждет нас по окончании дела, — что ни о каком ином согрешении не говорится отцами так, как об этом. Падением ведь именуют они его, — потому что оно лишает падшего дерзновения и толкает к отчаянию. Полезно же, мне кажется, во время рати блуда и о себе размыслить нам, — в каком мы находимся образе и чине, — что в ангельском образе мы ходим. И как же можем мы попрать нашу совесть и надругаться над этим святым образом такой мерзостью? Подобает также вспомнить стыд и срам перед людьми, — да, может, и этим сможем отразить этот неподобающий помысел. Ведь если на виду у людей окажемся мы в скверне этой, не предпочтем ли лучше умереть, нежели обрестись в этом стыде? Итак, всяческим образом как можно тщательнее следует отсекать этот помысел.

Чтобы всегда иметь над ними эту победу, великую и страшную, надо прилежно молиться Богу, как учат святые отцы. Вот, Максим Исповедник так рекомендует против блудного помысла молиться, восприняв у Давида речения: «Преследующие меня ныне окружили меня» (Пс. 16, 11), «Радость моя, избавь меня от окруживших меня» (Пс. 31, 7). И Иоанн Лествичник их же словами говорит: «Боже, о помощи меня услышь» (Пс. 69, 1) — и подобное этому, — представляя знатоком того, как против помыслов молиться, это сказавшего.

Призывать же на помощь нужно подвизавшихся в целомудрии и чистоте, — как Даниил Скитский повелел брату, испытывающему нападения блуда, помолиться и призвать на помощь мученицу Фомаиду, за целомудрие убиенную, и сказать так: «Боже, за молитвы мученицы Фомаиды, помоги мне!» И тотчас, помолившись у ее гроба, он был избавлен от блудной страсти. Имея эти свидетельства, и мы так молимся и призываем на помощь тех, о ком находим в святом Писании, что они подвизались в целомудрии и чистоте.

Когда же очень усиливается брань, «тотчас, встав и к небу руки и очи простерев, надо молиться», — как повелел Григорий Синаит, «и Бог, — сказал он, — отгоняет их». А молиться — так, как говорит святой Исаак: «Ты силен, Господи, и Твой это подвиг, Ты ратуй и победи в нем, Господи, за нас». И как Иоанн Лествичник научил, говоря: «Возопи к Могущему тебя спасти не ухищренными словами, но смиренными речами: “Помилуй меня, Господи, ибо я немощен” (Пс. 6, 3). И тогда познаешь силу Вышнего и невидимых невидимо отгонишь». «Всегда же именем Иисуса бей ратников, ибо крепче этого оружия, — сказал он, — не найдешь ни на небе, ни на земле». «Усматривает время бес, когда не можем телесно помолиться против него, — говорит тот же Лествичник, — и тогда особенно ополчается на нас».

Внимай же старательно, о инок, и не обленись молиться всегда во время лютой брани со скверными помыслами так, как мы выше показали. Возведи око телесное или душевное, соответственно времени и мере силы своей. И если будешь это делать, то на опыте познаешь, что с невидимой помощью силы Вышнего они успешно побеждаются. Если же обленишься, после постыдишься как оскверненной имеющий совесть, будучи ими побежден.

Подобает же нам разуметь, что и это — злые козни дьявола, сказали отцы, если явится когда‑то в нашей мысли воспоминание, принесенное им, женских и юных красивых лиц, пусть и каких‑то благочестивых. Даже если кажутся они бесстрастными, следует быстро отсекать их. Ибо если мы в них помедлим, тут же злой прельститель, превратив, низвергнет помысел в мерзкие и скверные похоти.

Бывает же, иногда и сами мы из‑за блудных помыслов огорчаемся и, размышляя о них, корим себя за то, что желаем этих гнусных дел, которые одним бессловесным подобают, сказали отцы. Если же — и противоестественных, то это и скотам чуждо, мы же ими боримы. Но и от этого, однако же, подобает беречься новоначальным, чтобы, замешкавшись в этом, думая, что боремся с ними, не оказаться действующими по страсти. Потому лучше всячески отсекать прилоги, то есть начало помысла, ибо сочетаться и благоугодно различать эти помыслы способны лишь сильные.

И сохраняй себя от бесед с женщинами и от воззрения на них, и избегай сопребывания с юными и лицезрения их женственных и гладких лиц, ибо это дьявольская сеть для иноков, как сказал кто‑то из отцов. И если возможно, не оказывайся с ними наедине, как говорит Василий Великий, даже в случае необходимости. «Ибо нет ничего, — сказал он, — нужнее души, ради которой Христос умер и воскрес». И не пожелай слышать от кого‑либо неподобающие беседы, которые возбуждают страсти.

Третий помысел, сребролюбия

Недуг же сребролюбия — внешний для естества; от маловерия и неразумия бывает он, сказали отцы. Потому и невелик подвиг борьбы с ним для внимающих себе со страхом Божиим и истинно хотящих спастись. Когда же он укрепится в нас, всех злее бывает. И если мы подчинимся ему, в такую пагубу он ведет, что апостол назвал его не только «корнем всех зол» (Тим. 6, 10), гнева, скорби и прочих, но и «идолослужением» наименовал (Кол. 3, 5). Многие ведь сребролюбия ради не только от благочестивой жизни отпали, но и в вере погрешили, душевно и телесно пострадали, как повествуется в святом Писании. Сказано же отцами: «Собирающий золото и серебро и уповающий на них не верует, что есть Бог, пекущийся о нем». И вот что говорит святое Писание: если кто‑то будет захвачен гордыней или сребролюбием, одной страстью, какой‑то из этих, то больше бес не ополчается на него с иною страстью, поскольку довольно ему одной этой для пагубы. Потому подобает нам остерегаться этой пагубной и душетленной страсти и молить Господа Бога, да отгонит от нас сребролюбия дух.

И не только обладания золотом и серебром подобает нам избегать, но и всяких вещей сверх нужной потребности — ив одежде, и в обуви, и в обустройстве келий, и в сосудах, и во всяких орудиях. И это все немногоценным, неукрашенным, легко приобретаемым и к волнениям не побуждающим подобает нам иметь, чтобы из‑за них не впасть в мирские соплетения. Истинное же отдаление сребролюбия и вещелюбия — не только не иметь имуществ, но и не желать их стяжать. Это направляет нас к душевной чистоте.

Четвертый помысел, гневный

Если томит дух гнева, понуждая удерживать память о зле и поощряя в ярости воздать злом оскорбившему, тогда следует вспоминать слово Господне, гласящее: «Если не отпустите брату своему от сердец ваших согрешения их, и Отец Небесный не оставит вам согрешений ваших» (ср.: Мф. 18, 35; Мк. 11, 26). Так что всякий, кто хочет получить отпущение своих согрешений, прежде брату своему должен отпустить их от сердца. Так ведь повелено просить у Господа оставления долгов: «как и мы оставляем» (Мф. 6, 12). И если мы сами не оставим, ясно, что и нам не оставится (ср.: Мф. 6, 15). И то подобает разуметь, что если и кажется, что мы делаем что‑то хорошее, гнева же не избегаем, то это не принимается Богом. Поскольку сказано отцами: «Гневливый если и мертвеца воскресит, молитва его не принимается». Это сказано отцами не в том смысле, что гневливый может воскресить мертвого, но — чтобы показать мерзость его молитвы. Потому никак не подобает нам ни гневаться, ни причинять брату зло — не только делом и словом, но и видом, ибо возможно одним взором оскорбить брата своего, как сказано отцами. И помыслы гневные надо отметать от сердца, и это и есть сердечное оставление.

Это великая победа над гневными помыслами — молиться за оскорбившего брата, как повелел Авва Дорофей, и говорить так: «Помоги, Господи, брату моему имярек и за молитвы его помилуй и меня, грешного!» В этом состоит любовь и милость — чтобы молиться за брата, а призывать на помощь его молитвы — это смирение. И надо творить добро ему, сколь есть силы. Так и исполняются заповеди Господа, Который говорит: «Любите врагов ваших, добро творите ненавидящим вас, благословляйте проклинающих вас, молитесь за обижающих вас» (ср.: Мф. 5, 44). Настолько большее воздаяние Господь таковым обещал — большее, чем иным: не только ведь Царствие небесное, сказал, не только утешение и дарование, как и прочим, но и сыноположение. «Будете ведь, — сказал Он, — сыновьями Отца вашего, Который на небесах» (Мф. 5, 45). Сам же Господь Бог наш Иисус Христос, эту заповедь положивший и это великое воздаяние пообещавший, чему научил, то и сотворил, нам пример подав, да и мы подражателями этому будем, сколько есть сил. Ибо сколько зла претерпел Он от иудеев нас ради, грешных! И не только не прогневался на них, но и молился за них Отцу, говоря: «Отче, отпусти им грех этот!» (ср.: Лк. 23, 34). И все святые, этим путем шествуя, обрели благодать, — то есть не только не воздавали зла оскорбившим, но и благо им творили, и молились о них, и покрывали их недостатки, радуясь их исправлению, когда те приходили к осознанию своих зол, и с любовью ласково их наставляли.

Пятый помысел, печальный

Немаловажно нам сопротивляться духу скорби, поскольку ввергает он душу в погибель и отчаяние. И если скорбь случится от людей, подобает претерпевать благодушно и за оскорбивших молиться, как и прежде было сказано, зная твердо, что не без Божьего промысла все с нами случается и что все на пользу посылает нам Бог и для спасения наших душ. Пусть в настоящее время и не кажется нам это полезным, но после станет ясно, что так полезно, как Бог строит, а не как мы хотим. Потому не подобает нам руководствоваться человеческими помыслами, но всею душею надо веровать, что всевидящее Божье око все видит, и без Его воли ничего не может произойти с нами, и по милости Своей посылает Он это нам, чтобы, будучи искушены в этом и претерпев, были мы Им увенчаны. Потому что без искушения никто никогда венчан не был. Потому за все это надо воссылать Господу благодарение как Подателю благ и Спасителю нашему. Ибо «уста, всегда благодарящие, получат благословение от Господа, и в сердце благодарящее низойдет благодать», — говорит святой Исаак. Удерживать себя нужно и от ропота на оскорбивших, потому что, как он же говорит: «Все немощи человека Бог сносит, постоянно же ропщущего не терпит, пока не накажет его».

Подобает же иметь нам скорбь полезную — о грехах, — с благой надеждой на Бога, с покаянием, зная уверенно, что нет греха, побеждающего человеколюбие Божие, но что все прощает Он кающимся и молящимся. Скорбь ведь эта бывает смешана с радостью и делает человека усердным ко всякому благу и во всякой болезни терпеливым. «Ибо скорбь ради Бога, — сказал апостол, — производит неизменное покаяние ко спасению» (ср.: 2 Кор. 7, 10).

Скорбь же противоположную, от бесов нам приносимую, подобает тщательно от сердца отметать, как и прочие злые страсти, и молитвой, чтением и общением с духовными людьми и беседами упразднять ее, поскольку она виновница всего зла. Ведь если замедлит она в нас, тут же, облачившись отчаянием, делает душу пустой и унылой, некрепкой, нетерпеливой и к молитве и чтению ленивой.

Шестой помысел, уныния

Когда же уныние сильно ополчится на нас, в великий подвиг душа возводится. Зол этот дух и в высшей степени тяжел, сопряжен будучи с духом скорби и ему споспешествующ. На пребывающих в безмолвии эта рать сильно нападает. Когда те жестокие волны восстанут на душу, не надеется человек в тот момент получить от них когда‑нибудь избавление, но такие мысли насылает ему враг, — что сегодня так плохо, а потом, в прочие дни, будет еще хуже, и подсказывает ему, что оставлен он Богом, и не имеет Тот попечения о нем, или что помимо промысла Божия такие случаи происходят, и с ним одним только это, с прочими же не было и не бывает. Но не так это, не так! Не только ведь нас, грешных, но и святых Своих, от века благоугодивших Ему, как чадолюбивый отец чад своих, Бог так наказывает духовным жезлом по любви — ради преуспеяния в добродетелях. Вскоре же непременно бывает изменение этого, и посещение, и затем милость Божия, и утешение. Как ведь в тот злолютый час не думает человек, что сможет вытерпеть в подвиге жительства благого, но все благое мерзостным показывает ему враг, так опять же по изменении этого все представляется ему благоугодным и все бывшее скорбным — как ничуть не бывшим, и усердным он оказывается во благом, и удивляется изменению к лучшему, и никак не хочет отступить от пути добродетели, и уразумевает, что Бог по милости Своей устраивает ему это на пользу и от любви приносит таковое для наставления, и любовью к Богу разжигается он, зная достоверно, что «верен Господь» и никогда не «попустит на нас искушение выше силы нашей» (ср.: 1 Кор. 10, 13). Враг ведь никак не может нам ничего сделать без попущения Божия. Ибо не сколько ему хочется опечаливает он душу, но сколько ему допускается Богом. И уразумев это по опыту, мудреет человек благодаря происшедшим изменениям и претерпевает доблестно нанесение этих лютых помыслов, зная, что в этом проявляется любовь инока к Богу, — если он доблестно это терпит, и от этого приходит в преуспеяние. Ибо «ничто так не доставляет иноку венцы, как уныние», если он неослабно понуждает себя к божественному деланию, сказал Иоанн Лествичник.

Когда же случается эта страшная рать, крепко тогда подобает вооружаться против духа неблагодарности, бояться же и хулы, ибо всеми ими в то время орудует враг. И исполняется тогда человек сомнения и страха, и внушает ему враг, что невозможно ему быть помилованным Богом, получить прощение грехов, избавиться от вечной муки и спастись. И иных некиих злых помыслов бывает нашествие, каковые невозможно предать писанию. И прочтет ли инок что‑то, или послужит, они не оставляют его. Этому подобает крепко сопротивляться тогда, чтобы не впасть в отчаяние, и о молитве не нерадеть, сколько есть силы, и, если может, пасть на лицо в молитве — это очень полезно. И да молится так, как говорит Варсонофий Великий: «Господи, увидь скорбь мою и помилуй меня! Боже, помоги мне, грешному!» И — как святой Симеон Новый Богослов повелевает: «Не попусти на меня, Владыко, выше силы моей искушение, или скорби, или болезни, но дай выносливость и крепость, чтобы смочь мне претерпеть с благодарением». Иногда же, очи на небо возведя и руки простерши в высоту, да молится, как повелел блаженный Григорий Синаит молиться против этой страсти. Эти ведь две страсти он назвал жестокими — блуд, я имею в виду, и уныние. И так стараясь, и чтению сколько возможно прилежи, и к рукоделию понуждай себя, ибо они великие помощники во время той нужды. Бывает же, что и приблизиться к ним возможности не остается, тогда очень тяжело, и многая крепость потребна, и изо всей силы надо устремляться в молитву.

Против же духа неблагодарности и хулы подобает говорить так: «“Отойди от меня, сатана! Господу Богу моему поклонюсь и Ему единому послужу” (ср.: Мф. 4,10), и все болезненное и скорбное с благодарностью я принимаю, как от Него посланное для исцеления моих согрешений, по написанному: “Гнев Господень понесу, потому что согрешил перед Ним” (Мих. 7, 9). Тебе же неблагодарность и хула на голову твою да возвратятся, и тебе припишет это Господь. Отступи же от меня! Бог, создавший меня по Своему образу и по подобию, да упразднит тебя!» Если же и после этого продолжает досаждать, переведи мысль на иной некий предмет, божественный или человеческий. Терпения же и упования прежде всего да держится душа, хотящая угодить Богу, как пишет святой Макарий. Это ведь хитрость вражеской злобы — внушать нам уныние, да отступит душа от упования на Бога. Ибо никогда не оставляет Бог душу, уповающую на Него, чтобы ее одолели напасти, потому что знает все немощи наши. Если людям не неизвестно, сколько мул, сколько осел, сколько верблюд может понести груза, и возможное каждому они нагружают, так же и горшечнику известно, сколько времени в огне сосуды держать, чтобы, пробыв дольше, они не растрескались, ни также, прежде достаточного обжига вынутые, не оказались негодными, — если столький разум у человека, не намного ли больше — и неизмеримо больше! — знает Божий разум, сколько каждой душе подобает вынести искушения, да будет искусной и пригодной для Небесного царствия, и не только будущей славы, но и здесь утешения благого Духа сподобится? Зная это, подобает доблестно терпеть внутри дверей, безмолвно.

Иногда же бывает нужда в человеке опытнейшем в жительстве и полезнейшем в беседе, как говорит Василий Великий. «Часто ведь, — сказал он, — уныние, бывшее в душе, может быть уничтожено благовременным и непорочным исхождением к таковым и беседой в меру, потому что дает укрепиться и сделать маленький отдых, чтобы с большим усердием приступить к подвигам благочестия». А претерпевать тогда в безмолвии, не выходя, лучше, говорят отцы, сами по опыту уразумев.

Седьмой помысел, тщеславия

Много трезвения требуется нам против духа тщеславия, потому что он очень сокровенно со всеми ухищрениями крадет наше предложение, оставляет инока без успеха и старается извратить наше дело, да не ради Бога оно будет, но ради тщеславия и человекоугодия. Потому постоянно подобает нам внимательно проверять себя, свои чувства и мысли, чтобы ради Бога было дело наше и ради душевной пользы, и избегать во всем похвал человеческих, пред очами всегда имея сказанное святым Давидом: «Господь рассыпал кости человекоугодников» (ср.: Пс. 52, 6), — и так всегда отметать помыслы хвалящих его и понуждающих делать что‑то из человекоугодия, и всей душой да утверждаем помысел творить все ради Бога. Если ведь кто‑то, твердо предлагая себя Богу, оказывается иногда по немощи невольно побежденным помыслом тщеславия, но исповедается, молясь Господу, и переносит помыслы подальше от тщеславия, то тут же прощается и удостаивается похвал от Знающего наши предложения и сердца. Так мы сделаем: если начнем когда‑нибудь ради тщеславия некие ухищрения, то, плача, вспомним и особые наши молитвы страшного предстояния, если имеем их. Если же нет, то об исходе нашем мысль воспримем, и непременно отразим бесстыдное тщеславие. Если же нет, то хотя бы о сраме, следующем за тщеславием, подумаем. Ибо «возносящийся всячески и здесь, прежде будущего, смирится» (ср.: Лк. 14, 11), — это говорит Иоанн Лествичник. Если же кто‑то когда‑то начнет нас хвалить, или в ум наш прилог помысла тщеславия невидимыми врагами будет принесен, достойными представляя нас чести, величества и высоких престолов как больших, нежели иные, тут же множество и тяжесть наших согрешений в уме своем поскорее вспомним, или какое‑то одно, наихудшее. И, удержав его в уме, скажи: «Разве достойны таковое делающие этих похвал?» И тут же найдем себя недостойными тех похвал человеческих, и бесовские помыслы отбегут, и больше насильно не смутят нас, сказал Никита Стифат. Если же, сказал он, каких‑то злых деяний за тобой нет, тогда о совершенстве заповедей помысли, и найдешь себя недостаточным, как малая купель против величины моря.

И так всегда стараясь, всячески да храним себя от тщеславия. Если же не трезвимся, но надолго принимаем тщеславные помыслы, то вскоре, утвердившись, они порождают высокомерие и гордыню, что есть начало и конец всех зол.

Восьмой помысел, гордостный

О высокомерии же и гордыне что и говорить? Хоть они и различаются именами, но в едином смысле сходятся. И величанием, и надменностью сердца, и кичением, и прочим именуются они у отцов. Все это преокаянно, поскольку Писание говорит: «Господь гордым противится» (Притч. 3, 34; Иак. 4, 6; ср.: 1 Пет. 5, 5) и «Мерзок перед Господом всякий надменный сердцем» (ср.: Притч. 16, 5) и именуется нечистым. Имея ведь противником Бога, будучи мерзок Ему и нечист перед Ним, когда, в чем и где надеется он обрести какое‑то благо, и кем будет помилован, и кто очистит его? И говорить о них неприятно. Побежденный этим сам себе и бес, и враг, и всегда готовую погибель имеет в себе. Потому всегда подобает нам бояться, трепеща, страсти гордостной и избегать ее, помышляя в себе, что никакое добро не может быть сделано без Божией помощи. Но если мы будем оставлены Богом, тогда, как лист колеблемый или прах, ветром взметаемый, так смятены будем дьяволом и станем предметом поругания для врага и оплакивания для людей. И уразумев это, да во всяческом смирении проходим житие. А начало этого таково: ставить себя ниже всех, то есть считать себя грешнейшим и худшим всех людей и сквернейшим всех тварей как в противоестественности сущего и самих бесов горшего, как ими насилуемого и побеждаемого. И так подобает делать: избирать всегда последнее место и на трапезах, и на собраниях среди братии, худшую одежду носить, не приносящие чести дела любить, предварять, не ленясь, низким поклоном при встречах братию, и молчание любить, и не заноситься в беседах, и не быть любителем словопрений и не бесстыдным, и не любить выказывать себя, и не желать сказать свое слово, хотя бы оно и казалось хорошим. — Потому, сказали отцы, что у новоначальных внутренний человек сообразуется с внешним. Ибо «не верь, что не сохраняющий себя во внешнем благоустроен внутренне», — сказал Василий Великий.

Тем тщеславие и гордыня побеждаются и смирение прибывает, что укоряешь себя и говоришь так, как написал Григорий Синаит: «Откуда мне в точности знать человеческие грехи, каковы они и сколько их, превосходят ли они мои беззакония, или равняются им? И по причине неведения, о душа, под всеми людьми мы, как земля и пепел под их ногами. Как же не считать себя сквернейшим всех тварей, живущих, как и были созданы, по естеству, мне — из‑за моих безмерных противоестественных беззаконий? Воистину ведь и звери, и скоты чище меня, грешного. И потому я под всеми, словно в ад прежде смерти низведенный, лежу. Кто же не знает чувством, что и бесов хуже грешник, как их раб и послушник, и что за это он с ними во тьме бездны затворен? Воистину хуже бесов ими обладаемый. И потому вместе с ними бездну наследовала ты, душа окаянная. В земле, в аду и в бездне прежде смерти живущий, как ты обманываешься умом, именуя себя праведным, сотворив себя злыми делами грешным и скверным, как бес! Увы твоему соблазну и прельщению, подобно бесу злобный пес, нечистый и всескверный, в огонь и тьму из‑за них отсылаемый!»

Это говорится о гордыне иноческой, когда из‑за многих трудов и подвигов, которые стяжал человек, и болезней, которые претерпел за добродетель, внушается ему помысел гордыни по причине его благоговейного жития. А если иметь горделивое имя по месту — от лучшего монастыря и от большего числа братии, — это свойственно гордыни мирян, сказали отцы. Или, по установившемуся ныне обычаю, — от стяжания сел, от приобретения многих имуществ и от преуспеяния в известности миру! Что и скажем о них?

Есть и некоторые, которые превозносятся ничем, то есть хорошим голосом при пении или ясностью произношения в пении, речи и чтении. Какую же похвалу от Бога имеет человек за то, что не его волей достигается, но естественным называют отцы? Иные же надмеваются искусством ручного труда, — и это тому же подобно. Есть и такие, что кичатся, происходя от известных в миру родителей, или имеют родственников среди преимуществующих в славе мира, или кто сам в каком‑то сане или в чести в миру был, — и это все безумие. Это ведь скрывать подобает. Если же кто‑то и в жительстве отречения своего будет принимать славу и честь от людей, — это постыдно. Им подобает скорее срамить себя, нежели возвышать. Ибо кто этим себя прославляет, — слава их есть стыд.

Если же по причине добродетельного жития человека, как уже сказано, без стыда будут прилагаться к нему помыслы тщеславия и гордыни, то нет на них иного средства, как молиться Богу и говорить: «Господи Владыко, Боже мой, дух тщеславия и гордыни отгони от меня, дух же смирения даруй мне, рабу Твоему», — и укорять себя, как и прежде было написано. Ибо Лествичник говорит, как бы от лица тщеславия и гордыни: «Если сам себя перед Господом часто укоряешь, нас за паутину считай». Гордыней же святой Исаак называет «не то, когда на ум приходит ее помысел, и когда кто‑то побеждается ею временно», ибо «за одно, — сказал он, — невольное движение помысла не казнит и не осудит Бог человека, даже если в какой‑то момент мы согласимся с ним, но в тот же момент оттолкнем страсть». Не обвиняет и не требует у нас ответа Господь за таковое нерадение, но — за то, когда ум воистину приемлет помысел как уместный и полезный ему и не почтет его жестоко вредящим ему. Особенно же, если кто словом и делом осуществил страсть, — таковой осудится.

Так и о тщеславии, и о каждой страсти говорится отцами.

Перевод Г.М. Прохорова

 (продолжение следует)