Епископ Григорий (Лурье). Богослов имени Божия. Слово на вторую Неделю Великого поста, память св. Григория Паламы (23.02/08.03.2015)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память святителя Григория Паламы, и с XV века, когда был учрежден этот праздник, он стал самым главным праздником в честь Григория Паламы, затмив собой первоначальный праздник, установленный 14 ноября в день его преставления. Этот праздник теперь у нас меньше, чем сегодняшний.

Почему же сегодня у нас такой особенный праздник в честь Григория Паламы, если день его преставления совсем другой, и он празднуется отдельно? Зачем сегодня еще празднуется? Почему сегодня праздник самый главный? — Затем, что сегодняшний праздник – это продолжение Торжества Православия.

У нас был праздник неделю назад, в прошлое воскресенье – Торжество Православия, — когда очень значительная часть Синодика в Неделю православия была посвящена утверждению и учению Григория Паламы. Примерно столько же о нем говорилось, сколько говорилось об иконопочитании. Вот насколько это было важно. Справедливо поэтому, что особый праздник сегодня в честь Григория Паламы — продолжение той же самой темы.

О чем же, если очень кратко и для тех, кто совсем без богословского образования, состоит учение Григория Паламы? Оно состоит в том, что Бог и мир не разлучаются. Не только неправы так называемые картезианцы, но так и многие другие думают – всякие деисты и прочие, — что Бог есть, Он сотворил мир, а дальше мир уже работает сам, как часы, и Бог уже не вмешивается, просто установил какие-то «правила игры». Но это практически атеизм. Понятно, что это неправильно.

Среди православных определенная разновидность этого атеизма считается почему-то более разумной. А именно: Бог действительно создал мир, поставил начальников церковных, а, может, и гражданских, и вот начальники уже все знают, — может быть, им Бог что-то внушает, — а люди должны слушаться начальников. Кто такие начальники, почему их надо слушаться? Это, конечно, грубое извращение и тоже безбожие, разновидность атеизма. То есть люди хотят жить без Бога и хотят тогда уж иметь начальников.

Начальники всегда найдутся в каком-то количестве, причем избыточном — больше, чем человечество может вместить людей, желающих быть начальниками. Эти начальники говорят обычно: «Да-да, с Богом общаюсь, никаких проблем. Он мне все говорит, что надо сделать... вам». Все это, конечно, безбожие.

Вторая разновидность безбожия сначала пришла в римское католичество под видом папского примата, когда папа — наместник Христа на земле, и с ним происходит какое-то общение, и через него вся церковь узнает волю Божию. Но в худшем, можно даже сказать, карикатурном виде этот папский примат и ересь папизма пришла в так называемое православие – в то, что исторически было православием.

У католиков папа хотя бы один, в крайнем случае, два-три, когда они между собой конкурировали, а у православных что ни поп – то папа римский, и уж, по крайней мере, каждый епископ точно. Каждый себя воображает невесть кем, а уж особенно патриархи, когда было время патриархов. Это звучит очень карикатурно – вот, мол, священноначалие сказало.

А еще есть такое суеверие в православии, будто бы у нас папа римский есть, но он коллективный и называется собор. Вот если один епископ придет, то может сказать любую дурь, но если они соберутся на собор, который собран по определенным правилам, то тогда те же самые, столь же дурные епископы будут говорить что-то умное от Святого Духа. Нет, совершенно необязательно.

Конечно, может быть даже и такое, что они что-то скажут от Святого Духа, потому что даже если валаамова ослица смогла заговорить, то, в принципе, и епископы могут, хотя вероятность, конечно, меньше, потому что они-то разумные. Если они не хотят быть разумными, то они, конечно, хуже, чем ослица, особенно, если это епископ. Он гораздо хуже животного, если он не хочет быть православным.

Животное не обязано быть православным, пусть его хозяева будут православными, а епископ должен быть сам. А если он не хочет, то единственное, с чем его можно сравнить, это не валаамова ослица, а Каиафа. И как Каиафа, будучи архиереем, сказал некую истину, так и в безбожие уклоняющийся архиерей может сказать. То есть все это глубоко неверно. А что же верно?

Верно как раз то, о чем говорит святой Григорий Палама: Бог Сам и непосредственно присутствует в мире. В особенности же Он присутствует в церковных таинствах как нетварная благодать. И свет Божий, который видят святые, видят подвижники, — которые при этом еще не становятся святыми, а могут отпасть и  даже погибнуть навсегда, но и они могут увидеть свет – этот свет Божий является непосредственно Богом, Он нетварный. И, несмотря на то, что таким образом Бог оказывается множественным, Он не теряет Своего единства и единственности.

Поэтому, несмотря на то, что в мире есть какие-то законы – он, действительно, тикает как часы, — но в то же время все это может меняться, и даже когда это не меняется, это все поддерживается только тем, что Бог непосредственно присутствует в мире. Он не передает мир никакому механизму, который тикал бы уже без Него. Он не передает его никаким начальникам, которые распоряжаются от Его имени. А если начальники говорят, что распоряжаются, то их надо гнать в шею.

Поэтому начальники на Григория Паламу всегда действительно обижались. Он очень не совпадал с каким-то стилем, который развивался, к сожалению, в историческом православии, особенно начиная с ХVII века. Поэтому в XIX веке мы пришли  к тому, что не только православное богословие Григория Паламы не излагалось в учебниках, по которым учились священнослужители, и даже в подробных учебниках, которые изучались в духовных академиях, но изучалось нечто с ним несовместимое – то есть фактически несовместимое с православием.

Что такое «несовместимое с православием»? Это ересь, никаких других слов для этого нет. И вот в таком плохом состоянии оказалось наше богословское образование в ХIX веке.

Это приводило ко многим вещам. Во-первых, совершенно неправильно в массе своей клирики относились к людям. Конечно, бывали исключения, были святые, и исключений было гораздо больше, чем святых. Не все, конечно, благочестивые люди могут быть признаны святыми, но, тем не менее, они тоже многие вещи понимали, были хорошими пастырями. Но это вопреки, а не благодаря тому образованию, которое они прошли.

А большинство бывает обычно еще и хуже, чем его пытаются учить, потому что там загрязняют ересью, но что-то еще более или менее приличное, с элементами порядочности, по крайней мере, пытались вложить в обучение в семинариях и академиях до революции.  А в среднем ведь получается еще хуже. Поэтому неудивительно, что народ был упущен этим всем духовенством и монашеством, и мы получили то, что получили – я говорю про события начала ХХ века в России. Подробно здесь говорить не о чем, но есть нечто другое, о чем сказать надо.

Получилось так, что настолько вольготно себя чувствовало неправославное богословие, забывшее Григория Паламу, что дерзало в книгах, не только с одобрения синода издававшихся под духовной цензурой, но и предлагавшихся в качестве «Настольной книги священнослужителя», писать, что Григорий Палама и его движение было еретическим (правда, в другом томе  той же книги было написано, что оно православное, то есть была такая каша). И вот эти люди настолько себя вольготно чувствовали, что считали, что распоряжаются православием и могут говорить что православно, а что нет.

И в начале ХХ века дошло дело до того, что некоторые из таких людей стали просто издеваться над по-настоящему православными афонскими монахами, которые в основном были из крестьян и никаких духовных академий не кончали, не учились и даже грамоты не знали, но зато они знали православие. И возник известный спор, который продолжается у нас и сейчас, вернее, он у нас с новой силой вспыхнул сейчас — спор о имени Божием. Спор о том, что такое имя Божие  — Бог или не Бог.

Мы, если православные, можем сказать двояко – и то, и то будет православно. В Имени Божием, которым мы молимся, которым мы призываем Бога, находится Бог, как в иконе находится энергия Божия. В этом смысле мы говорим, что в имени Божием – Бог, и тогда в переносном смысле имя Божие – Бог. Но мы и в прямом смысле мы тоже говорим, что имя Божие – Бог, потому что энергия Божия, действие Божие — это не что иное, как божественные имена по своей сути, потому что именно этими энергиями Бог нам открывается.

Именно благодаря этому мы вообще хоть что-то узнаем о Боге, хоть как-то можем молиться, хоть как-то чуть-чуть двигаемся в сторону своего спасения. Если бы этого не было, мы о Боге не знали бы ничего, это просто были бы пустые слова, и никакого действия Божия в нашей конкретной жизни никогда бы не могло быть, а оно есть. И оно должно продолжаться, и оно продолжается, пока мы в Церкви, и оно должно нас дальше вести ко спасению – вот для чего оно нужно.

И все это делается через энергии Божии, через Самого Бога, а не через каких-то посредников, и никакие епископы и священники здесь не являются посредниками, а просто помогают создать условия, чтобы это происходило. Но человек общается с Богом сам, не с попами какими-то, не с епископами, а именно с Богом в Церкви.

Поэтому мы говорим напрямую, что эти энергии Божии, то есть то, чем Бог стучится к нам и с нами соприкасается напрямую – это имена Божии. А имена Божии – это Бог, но не боги разные, а все один и тот же Бог.

И вот в 1913 году синод русской Церкви дерзнул прямо похулить имя Божие. Члены Синода не говорили, что они против Григория Паламы; напротив, они писали, что они за Григория Паламу, но при этом они в своем нечестивом писании, которое они распространили по  всей Русской Церкви, оскверняя таким образом умы всех прихожан и священников, приписали Григорию Паламе мысль, будто энергия Божия – это не Бог, то есть прямо противоположно тому, что он писал на самом деле.

Конечно, во многом это был не злой умысел, а ошибка, но была она от другого злого умысла – оттого, что они в безумии своем полагали, что вот то представление о общении Бога с миром, с Церковью, участие Бога в Таинствах Церковных как об устраненном от этого  Боге, — будто бы это правда. Будто бы то, чему они учились в академиях, так все и есть. И не хотели слушать тех, кто знал, как все на самом деле и есть, то есть тех, кто знал это из молитвы.

Вот поэтому сегодня мы, если хотим быть православными, не просто должны говорить, что вот есть там всякие католики, экуменисты, и все они неправославные, а мы вот будем православными, потому что мы почитаем Григория Паламу, а они нет. Есть даже сейчас такие католики, которые почитают во святых Григория Паламу, но мы же говорим при этом, что они почитают и своих святых, свои догматы, и значит они, если и почитают учение Григория Паламы как правильное, то не единственно правильное. А это нам тоже нельзя принять.

И вот если это все мы делаем, то мы молодцы, конечно, но это повод для того, чтобы впасть в гораздо худшую бездну – в том числе бездну ересей. А именно, когда мы начинаем говорить вместе с некоторыми людьми, именующими себя истинно-православными, будто бы имя Божие – это не Бог, будто бы  последователи Григория Паламы в начале ХХ века были неправы, и всячески выгораживать тех, кто, подобно русскому Синоду, издавал всякие неправые поучения и, более того, обрушивался с прещениями церковными на православных монахов и мирян. А, как известно, такие неправые прещения оказываются на голове тех, кто их изрыгает.

Конечно, дореволюционный синод сам себя проклял. А потом он сделал вид по настоянию царя, что он одумался, но, как теперь мы знаем, они издали секретные документы, в которых они утверждали, что никак не меняют своей позиции. И совершенно закономерно Господь уничтожил таких церковных начальников и всю эту церковную организацию.

Если мы сейчас хотим, чтобы мы были преемниками настоящей православной Церкви, чтобы нас Господь так не уничтожил как церковную организацию, и каждый из нас, если хочет, чтобы для него приносило благие, а не злые плоды пребывание в истинной Церкви – а я в сотый раз повторяю, что плоды могут быть и не благие, а злые, — то надо стараться следовать Григорию Паламе.

Кто может — пусть читает книги, кто не может – пусть слушает слова богослужения, пусть молится. И самое главное, что все могут и должны делать – в этом начало, конец и середина всего – это молиться Иисусовой молитвой, призывая имя Божие.

Аминь.