Практическое значение теоретического богословия. Слово в Неделю свв. отец шести Вселенских соборов (13/26.07.2015)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память святых отец шести Вселенских соборов. Такой вид этот праздник приобрел, скорее всего, в VIII веке или, может быть, даже уже в IX, когда VII  Вселенский собор еще не успел собраться в 787 году, либо пока еще не было ясности с его вселенскостью. А VI собор был в 680–681 годах.

Однако исторически это был праздник не шести Вселенских соборов и даже не пяти, а всего лишь четырех. Смысл его был такой: установить особое почитание Халкидонского собора вместе с тремя первыми соборами, а также и память собора, который современники воспринимали как Вселенский — Константинопольского 536 года, — но потом его определили как поместный, потому что собрался V  Вселенский в 553 году. Собор 536 собрался, главным образом, против Севира Антиохийского, и это было еще при его жизни.

Сегодня читали канон, и там как главный еретик, которого «память совершается», если можно так сказать, в этом каноне, вспоминался именно Севир, который умер в 538 году. Почему это так важно? Почему ему такая «честь» — наряду с Арием и Македонием, Савеллием, которые были главными еретиками в III-IV веках? Потому что именно его заблуждения почти неотличимы от православия.

Если взять просто то, что говорится о Христе, о воплощении Христовом, то те различия в формулировках, которые более приняты для православных или, наоборот, севириан, совершенно несущественны, потому что, как признавалось это в том же VI веке, можно было учение  одного религиозного направления изложить в терминологии другого религиозного направления. Обе терминологии были такими, что особых возражений сами по себе не вызывали ни  с той, ни  с другой стороны.

Поэтому граница была здесь очень трудноуловима. Но поскольку православие состоит не в каком-то наборе дисциплин, которые существуют отдельно, — например, есть христология, есть триадология, и другие науки православные тоже есть, и в одной из них может быть ошибка, а в остальных более или менее стройно, но так как раз нельзя сказать, – а православное учение целостно. Поэтому, если брать христологию и учение о спасении, то есть учение о том, Кто пришел спасать, и учение о том, кого пришли спасать, в чем состоит спасение, что такое спасение, то разница окажется очень большая.

Потому что для Севира Антиохийского существует человечество во Христе, которое обожено, которое сохранило полноту человечества – тут не надо думать, как про других монофизитов в той или иной степени, но справедливо говорится, что оно не сохранилось как человечество, по их мнению, — но оно стало отдельным от остального человечества, и то, что произошло с Ним, то никогда ни с кем не произойдет из остальных людей.

Православное учение заключается в другом. Человечество, которое во Христе, это то обычное человечество, которое только одно и существует, которое есть во всех остальных людях. И то, что произошло по человечеству со Христом, оно для того с Ним и произошло, чтобы это произошло с каждым из людей. И в этом, собственно, и смысл Тела Христова, которому мы должны приобщиться. Тело Христово, которым является Церковь, надо понимать не только в каком-то метафорическом смысле, как согласны понимать вообще все еретики, а именно в буквальном, физическом.

Это Тело включает не только тело Иисуса, исторически ходившее по земле и вознесшееся, но и совокупность всех, кто принадлежит к Церкви. Поэтому христология должна быть общей, распространяться на всех. И вот Севир это отрицал – и именно здесь и различие.

Я повторю, в чем различие. Если бы он ограничивал искусственно, — что иногда бывает полезным, но в данном случае вредно, — наш разговор только обсуждением Самого Христа, как будто бы никаких других людей нет, которых  Он спасает, то никакого существенного различия с ересью Севира – не вообще с монофизитством, а именно с учением Севира Антиохийского — мы не найдем, потому что все различия будут только различиями в словах, которые при желании можно так объяснить, чтобы учение было православным.

Но если мы возьмем в целом, в контексте, то тогда мы получим очень большое различие. Оно касается того, какое отношение все прочие люди, прежде всего святые, имеют к этому Телу Христа, ко Христу. Вот здесь различие очень большое. По-православному, в отличие от Севира, Христос – это не только «человек Иисус Христос», как назвал его апостол Павел, а все Тело Христово, которым являются все, кто принадлежит к Церкви Небесной, то есть все спасенные, и спасающиеся, поскольку они спасаются. Вот примерно так.

Вот  в чем состоит исторический смысл сегодняшнего празднования. Конечно, мы должны понимать если не историю, то саму суть этих расхождений, если мы хотим хорошо понимать нашу веру интеллектуально. Но далеко не все могут, и не так уж это обязательно понимать ее хорошо интеллектуально. Надо понимать ее как-то всем организмом. Потому что настоящее человеческое понимание относится ко всему организму человека, а не только к его интеллекту, который может быть у кого-то высокий, а у кого-то низкий. Но в отношении веры человек с низким интеллектом может понимать гораздо больше, чем человек с высоким интеллектом, потому что интеллект здесь ничего не определяет, а определяет только та жизнь, которую каждый из нас ведет всем своим организмом.

Вот если мы православные христиане, то мы должны понимать, что мы живем со Христом одной жизнью. Жизнь Тела Христова – это буквально то, что говорит апостол Павел: наша жизнь  в Теле. Апостол Павел говорит: вы Храм Божий есте.

А почему, собственно, Храм Божий? С чего мы решили, что Храм Божий? Если по рождению, то нет, но есть образ Божий. Но образ Божий – это еще не Храм Божий, хотя и должно стать Храмом Божиим, но само по себе это еще не есть. А Храм Божий – это то, что можно сказать о христианах. Потому что можно сказать, и это очевидно, что Тело Христово – это Храм. И так Он Сам говорит в Евангелии. И если мы соединяемся с Ним в евхаристии, то мы становимся Храмом Божиим.

Как себя нужно вести  в Храме? Что-то можно, а что-то очень даже нельзя. И вот примерные эти правила отношения к Храму надо относить к собственному телу, к самим себе. Конечно, если внешне храм оскверняется какими-то внешними нечистотами, то тело, которое является духовным Храмом, больше оскверняется умственными нечистотами, то есть тем, что мы думаем. Об этом тоже сказано в Евангелии.

Вот что затрагивает сегодняшний богословский спор, который вспоминают. Конечно, не надо думать, что он решился просто какими-то спорами богословов между собой, интеллектуальными поединками. Споров было, конечно, очень много, они принесли определенную пользу,  и даже вред какой-то тоже принесли, потому что не всегда в этих спорах рождалась истина. Я могу точно сказать, что во многих этих спорах рождалась такая ложь, которой до этого еще не было, и которая отравляла православие – очень сложная история, но, тем не менее, споры эти были необходимы, и они внесли свою лепту. Во что? В утверждение истины.

Но истина утверждалась, повторю, не спорами как таковыми – это был некоторый промежуточный и вспомогательный момент, — а утверждалась жизнью православных христиан, их подвижничеством. Кто был не профессиональный богослов, а подвижник, тот и был настоящий богослов. И именно они утвердили и передали нам православие, и православие – это не то, что Севир, а то, что говорили его святые оппоненты.

Хотя, конечно, надо сказать, что были такие люди, которые говорили примерно то же самое, что Севир, но понимали его православно, и они тоже так или иначе почитаются в нашей Церкви и даже в наших церковных календарях как святые. Мы говорим об этих святых время от времени, но это были подвижники, и есть целое государство эфиопское, царь которого у нас тоже почитается, и другие.

Поэтому кто на самом деле следует за православием, а кто за еретиками, не всегда можно понять из того, что они об этом сами говорят. Потому что люди могут иметь какие-то ошибочные мнения, думая, что я вот верую так, как он, а на самом деле ты веруешь правильно, а он верует неправильно.

Поэтому с осуждениями конкретных людей торопиться никогда не надо, а если даже они вынесены, то бывает, что стоит что-то и пересматривать. Такое в истории Церкви бывало. Поэтому будем, прежде всего, следить за собой, будем стараться понимать правильно наше православие, будем стараться так понимать богословие, чтобы оно помогало нам жить.

Потому что, если мы понимаем богословие, но не понимаем, как это меняет нашу собственную жизнь, то можно совершенно спокойно и достоверно сказать, что богословие мы тоже не понимаем. Может быть, какие-то «хвостики» мы и захватываем правильно, но сути мы не понимаем точно. Богословие всегда надо понимать так, чтобы это непосредственно вдохновляло жить по-христиански и объясняло, как это делать.

Аминь.

епископ Григорий