© 2006 - 2017 «Из глубины воззвах к тебе» | редактор сайта – епископ Игнатий (Душеин)
Когда Симеон Новый Богослов говорит о видах веры, он имеет в виду, что каждый последующий вид веры накладывается на предыдущий. По природе все обладают верой, как силой души, но не все имеют христианские убеждения, то есть, не все обладают этим догматически. Потом, не все, имеющие христианское убеждение, деятельно эту веру осуществляют на практике. И, опять-таки, не все, осуществляющие эту веру на практике, уже получили дар веры, как видения, а только те, которых называют святыми, рожденные от Духа Святого особым образом.
Кстати, у Максима Исповедника есть на эту тему очень хороший ответ в «Вопросоответах к Фалассию», шестой, по-моему. Он такой краткий, но очень емкий, как почти у всего Максима Исповедника. Он говорит о рождении от Духа Святого. Если память мне не изменяет, Фалассий вопрос задает о том, что Писание, в частности, от Иоанна Богослова, говорит, что тот, кто рожден от Бога, уже не может грешить. А, с другой стороны, тот же Иоанн Богослов словами Христа называет рождением от Бога крещение. И при этом мы видим массу христиан (сами такие!) которые грешат, то есть, здесь возникает противоречие.
И Максим Исповедник отвечает, что двояк образ нашего рождения от Бога. Один – в состоянии возможности по одной только вере. Но здесь же ясно, что речь идет не только о вере благодатной, а о вере начальной, естественной плюс вере катехизической, и предполагается уже начало какой-то христианской деятельности. Начало христианской деятельности ведь требовалось от верных. А второй вид веры — там используется пару понятий, которые вообще в святоотеческой литературе имеют достаточно важное место, – это динамис и энергии. Динамис буквально переводится, как сила, часто переводится, как возможность, потенция, если взять латинский аналог. А энергия, то есть, действие, действование, – это то, что по-русски обычно называют действенность.
В крещении подается дар Божий только потенциально. А через утверждение в вере и христианской деятельности, через аскетический подвиг, через восстановление сил души, бесстрастие, этот дар переходит из состояния возможности в состояние действенности, то есть, когда он уже проявляет себя явным образом через конкретного христианина. И именно второй вид именуется рождением от Духа Святого в собственном смысле. Не случайно водное крещение отцы именуют началом, печатью, семеню — это какие-то образы, которые предполагают некую потенциальность.
С верой то же самое. Когда Максим Исповедник говорит о двояком рождении, речь же не идет о том, что в одном случае человек рождается от какой-то одной благодати, а в другом – от другой. Это та же самая сила, просто способы ее проявления различные. То есть, говоря языком Максима Исповедника, речь не о логосе, а о тропосе – распаде. Так же и с верой: здесь, как мне кажется, эти виды веры предполагают накладывание одно на другое.
В прошлый раз мы поговорили немножко о значение веры догматической. Сегодня давайте продолжим этот разговор, что же это такое, как конкретизировать эту веру, поговорим о христианском вероучении.
У человека, только знакомящегося с христианством, может возникнуть вопрос: а откуда это христианское вероучение берется? Мы можем сказать, что в Предании. А Предание, это что? Тут можно тоже многое говорить. С одной стороны, вроде, православные традиции не разделяют такого кодификационного понимания Предания, как в католической Церкви (где Предание четко регламентировано, то есть перечисляется, какие документы являются Преданием церкви). Но, с другой стороны, понятие Предания не следует понимать слишком «спиритуалистично», как некоторые богословы понимали — личное в каждом случае наитие поэтического вдохновения, это тоже, дескать, Предание.
Все-таки, то, что мы называем учением церкви, оно имеет достаточно четкий критерий, насколько можно говорить человеку о четких критериях в религиозной жизни. Различаются несколько основных письменных источников, даже на уровне авторитетности.
Во-первых, это Писание. То есть, Писание воспринималось, как некий канон, канон буквально правило, то есть, то, посредством чего можно измерять. То есть, в принципе, у отцов можно встретить такие мысли, и сама история эти мысли подтверждает, что церковь может существовать без Писания. Знаменитые слова Иоанна Златоуста, что если бы мы жили так, как должны жить настоящие христиане, то нам не требовалось бы самого Писания. То есть, мы сами были бы скрижалями, наши сердца были бы скрижалями, на которых бы начертывал Бог.
Но, с другой стороны, Церковь в лице апостолов и святых видела, что христиане не таковы, или не все таковы, поэтому, поскольку христиане загрязнили грехами свое око души и не видят реальности, какова она есть — поэтому требуются какие-то внешние научения. При этом эти внешние, письменные источники или какие-то устные Предания, литургическая традиция, отцами часто рассматриваются на уровне Ветхого завета — это внешние правила, которые регулируют жизнь человека, которая не имеет еще внутреннего критерия.
Об этом говорит Иоанн Богослов — мы только что вспоминали в Послании то место, где он говорит, что христианин, рожденный от Духа, не нуждается в каком-то внешнем научении. В данном случае как раз речь о втором рождении от Духа, то есть, когда Дух накладывается на человеческое бесстрастие, и человек уже руководствуется посредством Божественных действий. То есть, речь шла о пророках и святых. А все, кто не дотягивает до такого уровня, по свидетельствам святых отцов, относятся в духовном отношении к уровню Ветхого завета.
Поэтому когда мы у отцов встречаем словосочетание «божественное Писание», или просто Писание с большой буквы, то речь не идет только о священном Писании в узком смысле, то есть, о Библии. Писанием они называли вообще все тексты, которые написаны под воздействием Святого Духа. То есть, это и соборные определения, принятые Церковью, и святоотеческие творения, и богослужебные тексты, и т.д. Но в этих Писаниях есть четыре уровня толкования — не знаю, стоит ли сейчас об этом говорить или, может быть, отдельно поговорим в другой раз.
В любом случае, когда человек научается от Писания или какого-то учения со стороны наставника или со стороны Церкви в широком смысле, речь идет еще и о том, что человек пребывает данником ветхого естества своего, поэтому он находится в духовном отношении на уровне Ветхого завета. У Иоанна Кассиана Римлянина есть собеседование, где он подробно говорит об этом. Как и в Ветхом завете хронологически были те, которые ветхозаветный уровень превзошли и духовно уже принадлежали завету Новому (это пророки, мы об этом говорили в прошлый раз). А большинство христиан, живущих в рамках Новозаветной церкви, тем не менее, относятся к Ветхому завету, то есть, не превзошли еще ветхий закон.
Я думаю, что все мы, так или иначе, находимся на этом уровне. Потому что, я думаю, что мало кто из нас, положа руку на сердце, может сказать, что он живет по новозаветному закону. Новозаветный закон – это закон благодати. Мало кто из нас живет по закону благодати непосредственно. Может быть, в какие-то определенные моменты жизни мы действуем по благодати, и то, дай Бог. А так, в основном, мы поступаем и научаемся из каких-то внешних источников. Перечень этих источников для нас очень важен.
Итак, вторая вера – вера догматическая, вера от слышанья, третья вера – это деятельная вера или практическая. И та, и другая вера требует от нас какого-то усовершенствования. Поэтому мы, с одной стороны, должны уточнять свои догматические представления, знания, свои представления о христианском учении в широком смысле. С другой стороны, мы должны усовершенствовать свои труды в соответствии с этой верой. И только когда и то, и другое в нас достигнет какой-то достаточной степени, в нас начнет действенно себя проявлять та высшая вера, о какой апостол Павел говорит, как о вере извещения упования нашего, как об осуществлении надежд, как о видении высшего знания по благодати.
У многих бывает такой неофитский соблазн, когда человек начинает читать какие-нибудь возвышенные духовные святоотеческие творения и встречает там какие-то высказывания: дескать, христианин должен быть таков, что он непосредственно руководствуется Духом Святым, а все остальное, например, Писание, догматические тонкости, каноны, – это, дескать, какие-то подспорья, которые нужны ради нашей немощи. И иногда такой человек начинает уподобляться тому, кто еще ходить не умеет, а от костылей уже отказался, или тяжело больному, который прикован к одру, но чувствует себя здоровым олимпийцем.
Поэтому мы должны понимать, что, с одной стороны, да, христианство в подлинном смысле происходит от слова Христос, а христиане, как определяют отцы, это суть помазанники Духа Святого в соответствии и по образу Иисуса Христа. Особенно у Семиона Нового Богослова одно слово прямо разбирает определение христианства, но если строго следовать его определению, то мы все не являемся христианами в высшем смысле. А мы являемся ветхозаветными христианами или христианизированными представителями Ветхого завета. На это надо трезво смотреть.
Но, с другой стороны, раз уж мы не дотягиваем до того уровня, то тем более нам нужны эти внешние, ветхозаветные по сути подспорья. То есть, учения, изложенные апостолами, отцами, аскетическое Предание, литургическое – то, что является средством врачевания нашей немощи, в первую очередь, нашего ума, а потом уже и всей деятельности. Иначе способа, как научится от Бога, у нас не возникнет.
Поэтому что здесь важно не уклониться ни в одну из крайностей, то есть, не превратиться в идолопоклонника, когда сама буква Предания возводится в рамках того, чему нужно служить. С другой стороны, мы не должны уподобляться протестантам, которые считают, что нужно вообще вдохновляться непосредственно Духом Божьим: в лучшем случае есть Писание, есть мой разум, и этого достаточно для того, чтобы воспринимать Писание, стать причастником Духа.
В человеке действительно есть возможность научения, но научение существует как возможность потенциальная. Например, сидит один человек. Потенциально он ученый. Но, чтобы потенциальное стало актуальным, он должен походить в школу лет десять, потом еще куда-то походить, поучиться, а потом, может быть, он чего-то достигнет.
Так же и в христианской жизни. В нас потенциально по дару крещения есть дар веры, дар видения, все прочие дары. Но для того, чтобы они конкретно во мне или в ком-то из христиан проявили себя действенно, нужно соблюсти целый ряд усилий, целый ряд условий. Эти условия — это, во-первых, принятия своим умом христианского вероучения, то есть, христианской догматики. Причем, если христианин в своей деятельности не отступает сильно от каких-то норм христианской жизни (скажем так, не нарушает каких-то канонов, требующих отлучения), но при этом в догматике он как-нибудь погрешает ( то есть, имеет искаженное представление о христианской вере), то такой христианин по суду Святого Духа и по правилам Церкви карается жестоко. То есть, он именуется еретиком, а ересь, еретик – за пределами Церкви. А если эту догматическую веру от слышанья христианин держит неповрежденной, но при этом погрешает в своей христианской деятельности, его так строго церковь не судит. То есть, уже этот факт говорит о том, что эта немощная догматическая или, как часто говорят, умственная вера имеет огромное значение.
(Продолжение следует)