Что православному человеку делать с епископами. Слово в день памяти святых отец Седьмого Вселенского собора (12/25.10.2015)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память святых отцов VII Вселенского Собора, а также церковным событиям, церковным спорам, богословским дискуссиям и всему, что с этим бывает связано, в том числе и разным житейским вещам. И, конечно, если в истории Церкви возникала такая смута, ради которой необходимо было созывать Вселенский Собор, да еще если после Собора она продолжалась, как в случае иконоборчества и сегодняшнего Собора, то, конечно, это означает, что времена были непростые. Они и всегда были непростые, а тут «особенно непростые» в очередной раз.

Поэтому рассказывать можно и вспоминать, в том числе и душеполезного, душеспасительного, очень много. Когда непростые времена, тогда очень много возможностей, чтобы проявилось что-то важное и хорошее, а не только плохое. Поэтому всего не перечислишь, даже если говорить только об эпохе VII Вселенского Собора, который состоялся в 787 году, то есть тысячу с  небольшим лет назад. Для Византии это совсем недавно, можно сказать, что наши современники.

И если из многого вспомнить малое, то что можно сказать? Что в эту эпоху и проявили себя с одной стороны духовенство, особенно епископат, а с другой стороны миряне. Как проявил себя епископат Константинопольской Церкви? Так, что епископы все без исключения впали в ересь – насколько известно, ни одного православного епископа не осталось. Даже каких-то легенд, что якобы такие епископы были, и то не осталось. Конечно, в мире православные епископы на тот момент оставались в других патриархатах, которые были в других государствах и не подчинялись византийскому императору, и, соответственно, иконоборчество там насаждаться не могло. Они даже зачастую были в землях, которые управлялись халифом – мусульманином, – и там была большая свобода для православных, чем в Византии.

Но вот прошло не так уж и много лет, — иконоборчество было введено в 726, а окончательно в 730 году, — и к 780-м годам православных епископов уже не оставалось в Византии. Но оставались православные миряне и православные монахи, которые как-то жили без иерархии, но, правда, во Вселенской Церкви православные епископы оставались, а на сто лет раньше были еще хуже времена, когда православных епископов вообще не оставалось во Вселенской Церкви.

Со стороны была поддержка православным, особенно из Палестины, которая какое-то время была под мусульманским, но для православных все-таки более приемлемом владычеством, чем так называемых православных, а на самом деле еретиков, которые правили в Византии. Там, в Палестине, православные писали в защиту икон, помогали. Среди них был Иоанн Дамаскин, который жил именно в эту эпоху, но он жил в Палестине, и епископом он не был, и писал в защиту святых икон.

И вот, каким-то образом держались, в качестве меньшинства, — конечно, гонимого, — православные миряне и монахи Византии. Они были в разных слоях общества, в том числе и среди царедворцев. Конечно, им это приходилось скрывать. Но зачастую это был секрет Полишинеля, то есть все знали, но все делали вид, что не знают. Это примерно, как в позднем Советском Союзе было с верующими людьми в каких-нибудь академических институтах – все знали, что вот эти веруют, ходят или не ходят в церковь, но все делали вид, что не знают, и якобы кругом все люди советские. Вот так же и там было.

Наконец, православные так преуспели, что уговорили вдовствующую императрицу Ирину после того, как умер ее муж-иконоборец, и она стала управлять от имени своего трехлетнего сына Константина, чтобы она восстановила святые иконы. И посреди епископата иконоборческого тоже созрело такое мнение, что погорячились, что надо возвращаться, и как раз его разделял иконоборческий патриарх Павел. И вот что сделал Павел.

Сам Павел ушел на покой как бы по состоянию здоровья, понимая, что у него вера была в иконоборчество, что ему надо каяться, а стать новым православным патриархом он уже не может. Но он договорился с царицей, чтобы вместо него сделали патриархом Тарасия. Откуда взялся Тарасий, если никаких православных епископов не было, и вся официальная иерархия была еретическая? Он взялся из мирян, только он был придворным и думал о светской карьере. Поэтому он для императрицы был свой человек, понятный, ему можно было доверять. Но пришлось ему стать патриархом, чего он совершенно не собирался делать.

Но кто его поставлял в патриархи? Те епископы, которые были в официальной церкви. Он был православным, а они были иконоборцами, и они вот его поставили патриархом, правда, в иконоборчестве он не клялся, по всей видимости, тогда, когда принимал архиерейскую присягу. Во всяком случае, очень небольшой круг людей понимал, для чего ставят его – это держалось в тайне, и те епископы, которые его поставляли, были уверены, что они поставляют еще одного иконоборческого патриарха. Иначе не состоялась бы иконоборческая хиротония.

Вот  можно так делать или нельзя? Строго говоря – нельзя. А вот по икономии решили, что можно. После этого уже в 786 году попытались собрать собор, но настолько была сильна иконоборческая правящая партия, что все это удалось разогнать, и собор не состоялся, который мог бы восстановить иконопочитание. И потом уже с помощью больших предосторожностей уже в следующем году – в 787 – состоялось то событие, память которого мы сегодня совершаем.

Вот такова вкратце история. Какой из нее надо сделать вывод? Конечно, никто этого никогда не отрицал – епископы ставятся, прежде всего, для того, чтобы хранить веру, и для того, чтобы следить за тем, чтобы эта вера сохранялась в Церкви. Если возникают какие-то ереси, то они не только не должны им следовать, а наоборот,  должны их искоренять, исправлять. Это все так, а вот что дальше нужно делать, если оказывается, что это не так? Может же быть такое, что епископы  уклоняются?

Тогда надо просить других епископов, чтобы они исправляли этих. Но может быть такое, как мы сегодня видим, что уклоняются все епископы, потому что все не выдержали давления. Когда вводилось иконоборчество, были православные епископы, кстати, и патриарх был тогда православным – святой Герман, — но их изгнали, и они умерли в изгнании через какое-то количество лет, а новых уже не смогли поставить.

И вот что надо делать? Надо слушаться таких епископов, которые уклонились? Нет, не надо. Надо оставаться хоть вообще без епископов, хоть вообще без священников, которые, конечно, тоже постепенно умирали и почти все вымерли, но сохранять церковную жизнь в том составе, в котором возможно. И пытаться при первой же возможности восстановить иерархию.

Сейчас это все гораздо легче, конечно, чем в тех империях, которые раньше существовали. Хорошо, если империя православная, но когда епископат уклоняется в ересь, то возникали такие очень неприятные истории. А сейчас у нас все хорошо, и если что-то возникает, то это большевики, которые вообще всех подряд вырезают. Это и сейчас мы видим, например, в Северной Корее, но и не только.

Поэтому миряне должны понимать, что настрой такой, что мы пришли в Церковь, где нам «молиться подано», — это неправославный настрой, и он не приведет к спасению души, даже если при земной жизни повезет не вляпаться ни в какую ересь. А ведь не факт, что повезет, особенно в наше-то время. А нужно самим  выяснять, в чем состоит православие, в чем состоит моя вера. Если выяснится, что она ни в чем не состоит или только в том, что иногда прийти свечку поставить, то и не надо говорить, что я православный. Лучше сказать, что я не православный, а потом, может быть, как раз осознание православия придет, станешь верующим. Но пока надо признать, что неверующий. А если все-таки верующий, то сам о себе заботься, и о других в меру сил, и о епископах тоже. А забота о епископах проявляется в том, что надо им выразить недоверие, а иногда не просто недоверие, а сказать, что они не епископы, обличить их как совершенно отпавших.

Вот чему нас научает пример VII Вселенского Собора.

Аминь.

епископ Григорий