Истинное православие в Америке. Интервью с митрополитом Бостонским Григорием (Бабунашвили)

Отари Бабунашвили — будущий епископ Григорий — родился в Тбилиси, в детстве переехал в Барселону. В 1997 году он вместе с большой группой грузинских верующих присоединился к Святой Православной Церкви в Северной Америке (HOCNA, Бостонский Синод). В 2007 году стал послушником в Свято-Преображенском монастыре в Бостоне и через три года пострижен в монашество с именем Григорий в честь св. Григория Паламы. Рукоположен во епископа Конкордского в 2012 г. Епископ Григорий стал митрополитом Бостонским в августе 2015 года.

Свято-Преображенский монастырь в Бостоне существует с 1960 г. Его основателем и духовным отцом является архимандрит Пантелеимон (Митропулос). В 1986 г. монастырь во главе группы других американских монастырей и приходов отделился от РПЦЗ и образовал Бостонский Синод, который сейчас существует фактически как самостоятельная истинно-православная церковь Америки. В 2012 г. в Бостоне возник спор об Имени Божием и имяславии. Мы поговорили с вл. Григорием об этом споре, о поиске истинного православия в Америке, о монастыре и о миссии через интернет.

ОСТРОВА: Почему так получилось, что наряду с традиционными темами, которые отличают истинное православие от мирового православия, вдруг появилась такая точка, как имяславие? Это может вообще-то вызвать удивление.

Митрополит Григорий: Если человек, который имеет пристрастие к истории, прочитает про имяславские споры, которые были век назад, у него не может не возникнуть сначала чувство растерянности. Почему этих отцов [имяславцев. – Прим.ред.] избили, изгнали? Почему дореволюционный российский Синод делал какие-то странные высказывания по их поводу? То есть чувство того, что что-то было там такое, в чем не разобрались до конца, что-то богословское, что остается до сих пор недосказанным. Вот это чувство у меня всегда было, когда я читал об этом.

— У Вас ведь историческое образование?

— Да, у меня магистерская степень по советской истории. Магистерскую диссертацию я написал в Ноттингеме (Великобритания) про сергианство – рождение советской церкви, что-то в этом роде. Моим руководителем был хороший специалист по сталинскому периоду, но об этой теме он никогда не слышал. Потом я собирался писать докторскую диссертацию (PhD) про политику Сталина по вопросу национальностей, даже выиграл грант на это, но приехал в монастырь и забыл обо всем этом.

— Как же в Америке узнали об имяславии?

– Мы знали об этих событиях, но не знали детали, исторические и богословские – все это я уже прочитал в интернете, когда м. Кассия (Сенина) выложила свои статьи и другие материалы на сайте. Первую статью я прочитал – «Имяславцы и имябожники», и она меня поразила.

С самого начала моего пребывания в ИПЦ еще в Грузии были прихожане, которые хотели сесть и разобраться, что там произошло, были ли эти люди еретики или исповедники. Потом в 2007 г., когда я уже был послушником в монастыре, я спросил о. Пантелеимона [духовного отца Бостонского монастыря, старца HOCNA – Прим.ред.], могу ли я перевести на английский исповедание веры этих отцов. На английском ничего не было издано на эту тему. То есть не статьи или мнения о них, а то, что они сами написали в 1918 г. Этот прекрасный текст был первым из того, что я перевел. И о. Пантелеимон был просто ошеломлен. Он сказал: это же православие – то, что они говорят; ничего магического или неправославного там нет. Я тогда пересказал ему и то, какие аргументы иерархи излагали против учения об Имени Божием, и его мнение было, что это неприемлемо, что это какой-то новый этап исихастских споров. И каждый раз, когда я читаю это вероисповедание, я понимаю, что это и есть православие – православное учение об Имени Божием. А этих людей просто оклеветали.

— Это могло быть связано с тем, что там было большое религиозное движение в среде интеллигенции вокруг этой темы: Лосев, Флоренский и не только…

— Конечно, и у отцов было несколько исповеданий, и там могло быть разногласие. Но вот этот последний документ доказывал, что даже если кто-то высказывался неправильно, то все они в итоге приняли то, что написано там. А там все, что написано, это и есть православие – учение о той истине, которую Бог проявляет Сам о Себе.

Потом у нас произошел раскол из-за того, что были люди в нашей церкви, которые имели об этом противоположное мнение. Когда они увидели, что к нам в монастырь приехал вл. Григорий (Лурье), которого знали как имяславца, и мы с ним говорили, он у нас причащался, то они устроили скандал. И этот скандал не утих никак и потом, когда я стал епископом – я для них так и остался рьяным имяславцем.

— Получается, что вот были люди с примерно одинаковым церковным бэкграундом. И отец Пантелеимон ведь тоже был учеником людей, которые были противниками имяславия. Но какие-то люди пошли наперекор своему окружению и воспитанию, а другие двигались в соответствии со своим окружением. Отец Пантелеимон как раз относится к первым, а те, которые двигались по инерции, остались имяборцами?

— Против имяславия выступили несколько категорий людей. Во-первых, есть люди, для которых незыблем авторитет митрополита Антония Храповицкого. Для них немыслимо, что он мог в чем-то ошибиться. Мы ведь никогда не говорим, что митр. Антоний – еретик. Мы говорим, что он ошибся, но даже этого принять они не могут. Для них он – основатель Зарубежной Церкви. И они были самыми яростными противниками. Когда наш митрополит Ефрем [Предшественник м. Григория на Бостонской кафедре, ныне митрополит Бостонский на покое с сохранением права голоса на заседаниях Синода. Прим.ред.] в статье в июне 2012 г. написал, что православное учение об Имени Божием не совпадает с тем, что заявил российский Синод в 1913 г. , одно это высказывание подняло волну возмущения. В итоге это заявление послужило катализатором: люди, которые хотели устроить здесь раскол или сместить митрополита Ефрема, начали в открытую этим заниматься.

Другая категория людей – те, кто были по своему богословскому направлению номиналистами. Это учение идет из школы о. Иоанна Романидиса. А он очень много раз повторяет, что то, что мы знаем о Боге, не есть объективное знание о Нем. Это все символы, человеческие слова, которые не относятся прямым образом к Истине.

— Это типичная антипаламитская позиция.

— Да. Он говорит, например, о Священном Писании, что это просто человеческие концепции, и что там объективного присутствия Бога нет. Для меня было шоком такое прочитать. Максим Исповедник пишет, что Логос воплотился в Своих речениях, что Он присутствует там Своей благодатью, как Он присутствует и в Своих заповедях, в Евангелии, во всем, что Церковь нам предлагает, чтобы прийти в единство с Богом. Узреть Его или нет – это зависит уже от людей. Даже в писаниях святых отцов Бог Сам присутствует – это не просто мысли людей. Считать это все чисто человеческими концепциями неприемлемо, потому что это противоположно православию. Это значит, что нет общения с Богом, присутствия Бога в Его Церкви, и в иконах нет присутствия благодати, в Кресте нет присутствия Христа по благодати. И некоторые люди, которые жили у нас в монастыре, видимо были адептами Романидиса, они в это верили. Я сказал одному такому священнику: отче, это ведь номинализм – считать, что то, что мы знаем о Боге, это только наши мысли о Нем, а не Его истина, которую Он Сам открыл нам и которая воплотилась в человеческие слова, но сама истина остается нечеловеческой. Для него было новостью, что номинализм означает, что тогда нет живого общения с Богом. Они говорят, что Бог только в Святом Причастии. Но почему только там? Ведь по благодати Бог присутствует Своими энергиями и во всех других проявлениях Церкви. Оказалось, что у нас была разная вера, а мы не знали, хотя в одном доме жили.

И третья категория – для них это была политика. У них были личные разногласия с митрополитом Ефремом, и они использовали эту ситуацию, чтобы объявить нас еретиками. И некоторые еще отделились из-за личных отношений. Все эти категории пересекались, конечно. Так у нас произошел раскол, но слава Богу за все, потому что нам удалось открыто сказать, что есть учение святых отцов по этому поводу, и что мы стоим на этой позиции.

— И теперь имяславие является таким же элементом самоидентификации вашей церкви в Америке, как антиэкуменизм и антисергианство, и противопоставляет вас другим группам.

— Противопоставление — это все-таки не то слово. Да, мы открыто эту позицию заявили, мы поместили вероисповедание на нашем сайте. Но мы знаем, что эта тема, в основном, новая для людей. Если люди интересуются, мы не скрываем, что исповедуем православное учение об Имени Божием. Есть люди, которые исповедуют противоположное учение, и с ними у нас никакого общения нет, конечно. И не будет, пока они не переосмыслят свою позицию по этому вопросу. Те, кто отложились от нас, стали называть нас имябожниками, и для них, скорее, это стало критерием. Они начали проповедовать в среде американских православных ересь имяборчества. Это трагедия, что они устроили такой крестовый поход на этом континенте, в среде людей, которые часто ничего не знают о православии.

— Почему люди в Америке вообще выбирают ИПЦ? Даже если они хотят выбрать православие, почему они не идут в какую-нибудь другую церковь?

— Выбирают единицы, конечно. Главная причина в том, что они видят несоответствие между мировым православием и тем, что они читали о православии у святых отцов. Они интуитивно понимают, что там проповедуется нечто другое. И Господь приводит таких людей в Церковь. Они начинают думать: где же православие тогда, ведь оно не могло испариться. Начинают изучать историю – где могло сохраниться православие. Они узнают, что оно в маленьких группах, которые не имеют общения с экуменистами и сергианами, разбираются в апостольском преемстве и хиротониях и доходят до каких-то малых групп, до нас или до других.

— Какие еще есть группы, острова ИПЦ, куда такие люди могут дойти?

— Разные. Осколки РПЦЗ, греки… Но тут есть еще такой фактор. Для американцев, которые по рождению не являются представителями традиционно православных наций – русских, греков, сербов – для них очень важно, чтобы Церковь говорила на их языке и не была исключительно этнической. И это не только в англоязычной Америке, но и в испаноязычой: в Мексике, в Колумбии. Для людей неприемлемо чувствовать себя в церкви второсортными из-за преобладания этнической субкультуры. Когда настоятель русского храма в Мексике, сам мексиканец, говорит, что он в Мексике служит не для того, чтобы проповедовать православие, а для того, чтобы окормлять сотрудников российского посольства и местную русскую общину, то значит – всё, мы закончили говорить о православии, о исповедании веры, о миссии вообще. Потому что когда у Церкви нет чувства миссии, она теряет одно из свойств церковности. То есть она больше некафолична, она не соборна, она не имеет той полноты, чтобы проповедовать православие всем народам. И для людей это очевидно, такой церкви они не хотят. Поэтому когда люди уже поняли что экуменизм – ересь, сергианство – ересь, что модернизм это не есть православие, появляется еще этот очень важный фактор. Что Церковь – это их Церковь, Церковь той земли, где они живут, которая говорит на их языке и понимает их, и что они не будут в ней какими-то местными аборигенами.

— Приходы Зарубежной Церкви – часто просто русский клуб, греческий клуб…

— Первое пастырское послание нашего митрополита Ефрема в 1988 г. было именно об этом. С тех пор он пытался всеми силами дать понять и грекам, и русским, что наша церковь не греческая, не русская, не грузинская. А Православная Церковь в Америке. Конечно, она берет все хорошее из всех традиций, и в богослужении у нас есть и греческий типикон, и церковнославянские части, но цель всего этого – сделать православие богаче для людей.

— Вы говорите, что с 1988 г. это так осознается. А что было сделано за эти почти 30 лет, чтобы в Церкви не было филетизма, то есть тенденции приносить общецерковные интересы в жертву национально-политическим, этническим?

— Самое главное – это перевод и издание богослужебных текстов с греческого на английский. Это делается у нас. Одно из достижений нашего монастыря – перевод Исаака Сирина на английский язык. В 2011 г. мы его переиздали уже второй раз в более удобном формате. Один наш монах изучил даже сирийский, чтобы использовать сирийский текст для полноценного перевода на английский.

— Английский перевод св. Исаака Сирина востребован?

— Основатели нашего монастыря учили, что если бы даже все книги святоотеческие испарились и остался один св. Исаак Сирин, то его книги одни способны довести человека до врат небесных. У него есть все, чтобы жить по-христиански и по-монашески. Мы всем нашим прихожанам говорим, чтобы читали Исаака Сирина хотя бы по страничке в день. Мы также перевели на английский язык жития важных для нас святых и близких по времени православных пастырей. Митрополит Филарет (Вознесенский) был нашим великим покровителем. Из-за него в первую очередь мы и попали в Зарубежную Церковь. Когда мы увидели его позицию в плане того, чтобы отстоять православие и не иметь общение с экуменистами, то пошли под его омофор. Господь, несмотря на наши грехи и недостоинство, соделал так, чтобы мы знали людей святых и через их молитвы могли сделать что-то в этом уголке мира, чтобы проповедовать православие.

— Одним из таких людей стал катакомбный епископ из России Гурий Казанский? Как вы познакомились с ним?

— Он сам связался с нами. Дело в том, что в 1990-е, когда можно было уже узнать про православие за границей, он приехал в Америку, увидел, что происходило в зарубежной Церкви и был очень разочарован, потому что дух там был уже абсолютно патриархийный. Поэтому он не стал с ними связываться, а его из-за этого не любили в Зарубежной Церкви. Потом он узнал, что есть греческая старостильная церковь, и через греков связался с нами и приехал в Бостон. Для всех здешних это было большой дар – увидеть настоящего исповедника-катакомбника, который прошел через все испытания и гонения и приехал сам с просьбой принять его в общение. Его решили рукоположить в епископы. И таким образом сложилось наше общение и дружба с владыкой Гурием.

— У вас есть в монастыре какая-то школа для священников?

— Владыка Ефрем очень отрицательно относится к семинариям. Он прошел новостильную семинарию Святого Креста здесь в Бруклайне и говорит, что это фабрика атеистов: приходит человек верующий, а выходит неверующий. Там идет полноценная деконструкция православия. Дух семинарии – это антиправославие, и семинарий не было никогда ни в Византии, ни в других православных традициях. Были монастыри и приходы, в которых люди учились богословию через богослужебные тексты, впитывая, как молится и чем живет Церковь. Все, что нужно человеку знать о православии, обретается в богослужебных текстах. В Октоихе, например, есть богословие о Троице и о Воплощении. Человек, который хочет знать православную догматику, может обучаться ей через молитву.

Поэтому у владыки Ефрема была идея принимать людей, которые хотят быть священниками или диаконами, на год, чтобы они жили у нас по полу-монастырскому чину, чтобы было ежедневное богослужение и чтение святых отцов. Чтобы они принимали таким образом то учение нашей веры, которое дает сама Церковь, а не семинария, где часто преподают люди, которые думают, что они что-то знают о православии, а на самом деле проповедуют что-то иное. Но я думаю, что это нереалистично просто. Нельзя ожидать, что человек приедет на один год и будет жить по монашескому чину. Более реалистично выбрать тексты, которые необходимы для формирования будущего пастыря, из святых отцов, из житий святых, из богослужебных текстов, и сделать дистанционный курс обучения. Я думаю, что это будет более доступно. И сделать это для всех, кто интересуется. Предоставить какие-то ресурсы, которые мы сами утвердим. А после чтения можно обсуждать, задавать вопросы. Это нужно, чтобы знать, что этими текстами дышит православие.

— У вас есть приходы в Колумбии, Перу, Мексике и Гватемале. Как вас находят одиночки из этих стран Южной Америки?

— Конечно, Господь это все творит. Но практические методы простые. Электронные средства очень помогают.

— То есть Господь промыслил интернет и развитие техники в том числе, чтобы распространять православие?

— Конечно. То же самое было в Римской империи: римляне построили все эти дороги, а апостолы их использовали для того, чтобы донести благую весть во все концы того античного мира. Так же Господь устроил электронные средства – ради людей, которые не имели бы никакого шанса без этих средств узнать о православии и встретиться с православными людьми. В Колумбии один человек годами искал православие, но находил только мировое православие или каких-то самозванцев. Он был католиком, который понял, что в католичестве нет истины, потому что прочитал на испанском святых отцов, в том числе Максима Исповедника, и жития святых. И вот он искал православие и не находил.

Так это происходит обычно: человек читает, что говорят отцы, читает объяснения литургии, узнает, что такое преданность вере, предание, и что такое ересь. Он все это знает, но ходит в церковь, а там говорится другое: что надо быть современным, что можно сокращать какое-то место в литургии, что можно молиться с еретиками. И он видит, что это не совпадает с тем, что он читал. И я думаю, что есть такая вещь как православный инстинкт. Отец Иоанн Мейендорф об этом говорил. Когда человек читает святых отцов и всем сердцем пытается быть православным, у него есть какой-то инстинкт.

— Вкус православия.

— Да. Человек не видит православия там, где ему говорят: «Это наша православная Церковь», он видит, наоборот: там что-то не то. Тогда он начинает спрашивать, а священник говорит нечто, что абсолютно не совпадает с тем, что он ожидал. У меня то же самое было. В Испании я ходил в сербский приход в Барселоне и спрашивал: почему у нас католики, почему у нас протестанты приходят, и мы с ними вместе служим вечерню? У меня было какое-то представление о православии, и я видел, что оно не совпадает с происходящим. Я читал Иустина Поповича, например. То, как он пишет и что пишет, очень дорого для меня. Это сербский отец нашего времени, который объясняет, чтО есть православие, и чтО есть не православие, а мирское мышление, гуманизм, философия, человеческое сознание. И он пишет, что экуменизм неприемлем. И вдруг я вижу, что в Церкви делается абсолютно противоположное. То есть устами они говорят одно, что Иустин Попович, конечно, – великий богослов, а на деле, когда спрашиваешь, а почему же тогда вот так, они отвечают, что мы не можем быть такими закрытыми и мы должны быть открытыми. Для меня было неприемлемо, что православие можно называть чем-то закрытым, чем-то неполноценным или чем-то, что нужно модернизировать или открывать в таком смысле. То же самое я вижу в этих людях в Колумбии и в Мексике. Они знают и чувствуют, чтО есть православие, и они ищут.

— И в основном через интернет находят? То есть, миссия через интернет сейчас наиболее работающая?

— Интернет очень помогает. Это такое средство – чтобы люди, которые хотят искать, находили.