Епископ Григорий (Лурье). 38 лет и добровольность страданий. Слово в Неделю о расслабленном (09/22.05.2016)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, в Неделю о расслабленном, мы вспоминаем о главном из не очень уж многих чудес, описанных в Евангелии от Иоанна. В Евангелии от Иоанна всякие чудеса, которые называются там «знАмения», — хотя сегодняшнее чудо не именуется знамением – все знаменуют какой-то важный этап Нового Исхода.

Иисус идет в Иерусалим – это все описывается как Новый Исход, в котором дается Новый Завет, и каждая Его значимая остановка соответствует чему-то, что происходило в Исходе. Тому, что вспоминается сегодня, соответствует остановка перед тем, как перейти Иордан, и потом пересечение Иордана.

Цифра 38 очень необычная для Библии, и встречается только один раз в Ветхом Завете – во Второзаконии, когда называется 38 лет как срок пребывания евреев в пустыне. Когда мы говорим «40 лет» – это тоже библейская цифра, но она приблизительна относительно Исхода, потому что во Второзаконии ясно сказано, что по прошествии 38 лет. Это те годы, которые соответствуют расслаблению расслабленного, то есть его болезни.

Дальше Моисей во Второзаконии произносит последнюю свою речь, где призывает к покаянию. А сегодня здесь Иисус говорит расслабленному «больше не греши, да не горшее ти что будет», — то есть опять же призывает к покаянию. А тем самым Он нам говорит: то, что было – было за грехи.

А дальше народ израильский пересекает Иордан и входит в землю обетованную, а здесь купель Вифезда отделяет Храмовую гору с храмом – особое священное место внутри священного города – от остального города. Ее тоже пересекают паломники, и попытки исцеления для расслабленного были неудачными в течение 38 лет. И вот, наконец, исцеление удалось.

Здесь прослеживается, как всегда бывает в Евангелии, что-то из Ветхого Завета, и что по-новому совершает Мессия, на что указывают те события, которые были в Ветхом Завете. Потом похожие события будут с исцелением слепого, который будет скоро вспоминаться.

Что дает нам это евангельское описание чуда? Конечно, самое простое, что все понимают – что очень часто наши болезни бывают указанием на наши грехи. Для того, чтобы от них избавиться, мы должны, прежде всего, избавиться от духовной болезни, которая привела к этой телесной болезни. Но ведь она не только к этим, но и к худшим последствиям привела, а не только к телесным болезням.

И если мы в меньшей степени становимся подвержены нашей духовной болезни, то есть уже не так преданы этим грехам, то вполне может быть, что мы телесно исцелимся, или нам просто станет получше, но, может быть, и не станет получше, — потому что целью нашей земной жизни не является здоровье, и не является даже она сама. Мы не просто знаем, что умрем в итоге нашей земной жизни. Но христиане отличаются от нехристиан тем, что они умрут по-другому. Это как смерть Христа отличается от смерти каких-нибудь разбойников, например, от того разбойника, который был с Ним распят рядом и не покаялся.

В чем отличие? Для внешнего человека отличия нет. Обе эти смерти были недобровольными. Но про Христа мы говорим, что эта смерть добровольная. Мы говорим, в отличие от некоторых еретиков, что она добровольная не в том смысле, что Он сделал вид, что Он умер, или что Он умер не потому, что в Нем какие-то естественные процессы произошли — стали убивать и убили, — а потому что Он захотел в порядке чуда умереть, будучи бессмертным существом. Вот не так мы говорим. Все эти трактовки в истории были, но они в Церкви осуждены как еретические.

А как? Он умер, как умирает любой человек – если его убивать, то он умрет. То же самое произошло со Христом. В этом смысле была естественная необходимость при его смерти. Но мы все равно говорим, что страдания вольные. Тропарь Преображения об этом очень ясно говорит – «егда Тя узрят распинаема, страдание убо уразумеют вольное».

Добровольность Бога здесь в том, что Он подчинил Себя человеческому естеству. Поэтому, если мы будем с Богом, то мы тоже подчиним себя человеческому естеству, которое оказывается в падшем состоянии, осужденном на смерть, но если мы будем всецело с Богом, то мы уже не будем принадлежать первоначальным естественным порядкам.

Это, может быть, выглядит, немного схоластически, но если посмотрим не на теоретические объяснения, которые я сейчас дал, а на практику жизни святых подвижников, как умирали они – как мученики, так и преподобные, — то видно, что они умирали добровольно и совершенно иначе, нежели умирает какой-нибудь скот, которого привели на бойню. Так вот умирают многие разумные вроде бы люди, но не христиане.

Смерть – это такой исключительный момент в нашей жизни, и в прямом смысле слова тоже, потому что этот момент один, а двум не бывать. Но все-таки это не настолько исключительный момент, как кажется. И не только за счет того, что бывают еще какие-то события, которые бросают нас на грань смерти — это бывает и в военной жизни, и в мирной, и вследствие болезни как-то – это тоже исключительные события, но их уже больше. А и в повседневной жизни мы к этому причастны.

Мы либо умираем, либо оживаем — не бывает, что мы делаем что-то среднее. Все наши поступки-действия, включая мысли, которые даже снаружи никому не заметны,  ведут либо к нашему обновлению, либо к нашему разрушению. Невозможно делать что-то такое, что не будет вести ни туда, ни сюда. Любая греховная мысль уже сама по себе является проявлением разложения. И даже она сама по себе не является тем, что устремляет нас к смерти, но она уже является действием смерти в нас.

Вот как бывает, когда человек умирает, у него происходит некроз некоторых тканей, появляются трупные пятна — трупные проявления начинаются, пока человек еще жив. И вот не надо думать только о трупных пятнах, о некрозах отдельных тканей. Прежде всего, это касается некроза нашей души. То, как мы веруем, является началом нашей физической смерти тоже. Если мы не хотим, чтобы наша душа умирала, чтобы на ней проступали трупные пятна, желтел нос, синели губы и ногти, то надо, чтобы она оживала.

Мы должны давать ей то, в чем жизнь. А это, конечно, церковная жизнь в целом, и в той частности, в какой доступна нам на любом месте, в какой всегда должны быть – это молитва. И если мы будем молиться в таком внутреннем смысле слова, иметь память Божию, то в это время мы точно не будем грешить. Или уж, по крайней мере, когда будем грешить, будем вспоминать о Боге и переставать грешить.

Аминь.

епископ Григорий