© 2006 - 2017 «Из глубины воззвах к тебе» | редактор сайта – епископ Игнатий (Душеин)
В июле 2016 года произошло взаимное признание двух юрисдикций ИПЦ: в поселке Мятлево Калужской области впервые сослужили два епископа АС РПАЦ и предстоятель одной из «ветвей» РПЦЗ, именуемой Российской Православной Церковью (РосПЦ(Д)), митрополит Дамаскин (Балабанов). Мы познакомились с м. Дамаскином и хотим познакомить с ним также читателей Островов.
Острова: Владыка, расскажите о себе и о Вашем пути в Церкви.
Митрополит Дамаскин: Я не все время был в Церкви. Имеет смысл, наверное, рассказать о себе, когда я был уже человеком верующим. Я написал книгу, она называется «На Божьей дорожке», там я описал свой приход к Богу. Когда понял, что мой путь к Богу – монашеский, то, конечно, я не знал, что есть зарубежники, катакомбники. Я думал, что есть Московская патриархия, и больше никого нет. Я написал письмо архиепископу Хризостому (Мартишкину), чтобы он принял меня в свой монастырь. А написал я туда, потому что там не было дискриминации русских: литовские власти выдали всем паспорта и уравняли всех в гражданских правах, чего в это время не было, скажем, в Эстонии и в Латвии. Второе – там, в Вильнюсе, прежде чем перейти на московскую кафедру, служил будущий патриарх Тихон (Белавин). Я тогда о нем не так много знал, но, тем не менее, он был на слуху, считался святым и столпом Церкви. Я получил в ответ телеграмму от владыки Хризостома: «приезжайте, я Вас приглашаю в Вильнюс для собеседования, и после собеседования мы примем общее решение». Так я попал туда, но там не исповедался, не причащался, хотя все службы отстаивал в кафедральном храме, и мне уже готовили келью, хотели постригать и рукополагать в иеродиаконы. Я там долго не удержался, потому что мое представление о монашестве совсем не совпадало с тем, что я там видел. Были еще определенные моменты, которые повлияли на мое решение, и я оттуда уехал, стал жить в деревне и заниматься сельским хозяйством. А потом приехал мой друг детства, который рассказал, что мой одногруппник Валерий Рожнов стал священником. Но только он сказал: не в нашей церкви. Я думал, что он у баптистов. Оказалось, что он духовное чадо о. Льва Лебедева, известного в Курске человека. Мы поехали к нему, и уже от о. Валерия Рожнова я узнал, что есть Зарубежная церковь, есть Катакомбная церковь. Но я не сразу это все принял, потребовалось где-то полтора года. Мы спорили, и потом все-таки меня осенило, что действительно зарубежная церковь — это Церковь, в отличие от Московской патриархии. Я стал прихожанином у о. Валерия, стал там исповедоваться, причащаться, хотя тоже не сразу, потому что мне было очень непросто входить в эту церковную жизнь. Но потихоньку, с Божией помощью я воцерковился, и, поскольку о. Валерий знал, что мой путь монашеский, он стал меня рекомендовать на пострижение. Сначала о. Валерий благословил меня читать псалтирь по покойникам. Где-то около пяти лет я, помимо крестьянских работ, еще читал псалтирь, сначала по своей веси, потом по району, а потом и по области пришлось читать, поскольку люди узнавали, что я денег не беру и читаю все двадцать кафизм. А потом я поехал по благословению о. Валерия на Кубань, там постригся, меня рукоположили. С тех пор я служу в священном сане. Сначала служил на Кубани, потом в Воронеже, потом снова на Кубани, и когда меня хиротонисали в епископа, я служил в Москве долгое время, почти 10 лет.
– А где Вы сейчас служите? У Вас есть приход?
– Я сейчас служу в Тульской области, там же, где и живу. В основном приезжают люди из Москвы. Служу и в Москве, правда, приходится в последнее время служить на квартирах у наших прихожан. Я думаю, что это нормально, раньше и катакомбники так служили, теперь мы тоже так служим, практически тоже катакомбно, потому что мы не афишируем эти службы. У нас есть приходы в Московской области. Там арх. Тимофей настоятелем — он на своей земле, так же, как вл. Игнатий в Мятлево, построил храм и окормляет людей, которые поблизости живут или приезжают из Москвы, за 100 км. Ну, ко мне приезжают за 300 км. Тоже неблизко и непросто. Но если человек хочет спасения, он не смотрит на какие-то трудности. А потом, я служу еще по приходам, в Белгородской области, в Воронежской. За рубежом тоже служил много: во Франции, в Бразилии, в Уругвае, в Чили, проехал по Аргентине, в Канаде и Израиле тоже пришлось служить.
– Где Вы там служили? Что Вам запомнилось из тех поездок?
– За границу я впервые попал в 2005 году. Это была Франция, приход РПЦЗ. Тот самый приход, где некогда служил и св. Иоанн Шанхайский. Я ночевал в его келье, сидел на кресле, где он обычно дремал. Потом меня пригласили в Бразилию и Уругвай, а чуть позднее довелось побывать в Аргентине, Чили, Канаде, Израиле, Египте. Служил на приходах РПЦЗ. Что запомнилось? Запомнилась ностальгия по родине, по России. Уже через седмицу меня так тянуло домой, что прямо сил не оставалось терпеть. Там всё другое и непривычное. Даже люди другие. Мне казалось, без искры Божьей в душе. Наши люди духовней. Не говорю – безгрешней, просто духовней. А значит, и ближе, роднее.
– Какие качества у человека должны быть, чтобы он пришел в ИПЦ?
– Человек должен любить правду, быть искренним, быть простым, любить людей, любить Бога. Такие качества подвигают человека на исповедничество. Ведь часто бывает так, что человек смиряется с ложью. Вот где-то правды много, но чуть-чуть и лжи есть. Ну, он смиряется, все-таки правды больше, и так и живет. Это не только в духовной среде, но и в мирской жизни часто так бывает, что человеку приходится чем-то поступаться. Но не надо поступаться правдой. Есть люди, которых называют правдоискатели, правдолюбы, которые ищут, где чистота и правда. Вот такие люди чаще всего к нам и приходят. Они даже не знают о ересях, но они смотрят на примеры перед глазами – это Московская патриархия в основном – там этим людям многое не нравится, душа не принимает, не лежит к тому, чтобы там находиться. Человек начинает метаться, искать, что-то читать, узнавать. Узнает об истинно-православных христианах и приходит к нам. Других людей у нас ведь нет, в основном те, которые побывали в МП. Редко кто приходит вообще со стороны. И это лучше, когда со стороны, потому что те, кто приходят из МП, имеют духовные заболевания, и с ними приходится больше общаться, больше объяснять, то есть больше им отдавать. Проще с человеком, который нигде не был, потому что он не заражен, или заражен какими-то мирскими, но не духовными вещами.
– Что это за духовные заболевания?
– Например, есть движение против ИНН, против паспортов, есть тяга к старообрядчеству, какие-то еще предрассудки. Плохо, когда человек эти свои предрассудки ставит во главу угла. Если человек, скажем, отрицает документы и может обходиться без них, пусть не навязывает свою позицию всей Церкви. В этом фарисейство: с одной стороны, они отрицают паспорт, а с другой стороны, пользуются деньгами или берут деньги у тех, кто имеет документы. Есть еще разногласия по историческим вопросам.
– Для Церкви ведь несущественны разногласия в таких частных вопросах? Существенно что-то другое?
– Конечно. Мы ведь имеем разное образование, разную степень знания. Один меньше, другой больше знает. Тут есть всегда темы для споров. Но нельзя становиться врагами, если человек мыслит иначе по какому-то церковно-историческому вопросу. Мы не принимаем еретических взглядов или нарушение канонов. Для нас это самое важное. Архиерей стоит на страже этих православных берегов, образно говоря. О чистоте Православия нужно в первую очередь беспокоиться. Но, кроме этого, у архиерея, конечно, много обязанностей.
– Жизненный опыт вообще помогает быть архиереем?
– Опыт очень важен. Сейчас приходит много молодых архиереев, они мало что видели в жизни, но, тем не менее, у них уже спрашивают совета. Можно ведь насоветовать такое, что потом человека погубит, всегда нужно это помнить. Часто бывает так, что человек обратился, а батюшка ему насоветовал, и это потом не пользу принесло, а вред, и даже не в духовных вопросах, а в житейских. Это не только к архиереям относится, но и просто к священникам. Ведь неслучайно есть возрастные ограничения, когда можно поставлять человека в диаконы, в священники – это церковный закон. Но этот закон и раньше нарушался, и сейчас нарушается. Когда архиерей имеет за плечами большой жизненный опыт, когда им многое испытано на себе, он может дать совет. Мне очень помогает мой опыт работы на Севере.
– Что это за опыт?
– Север, или, как говорят местные жители – Севера, в моей мирской жизни занимает особое место. Очень сложно рассказать о ней кратко, в нескольких фразах или предложениях. Я прилетел в Якутию 1 января 1980 года. А уже восьмого числа был принят горнорабочим в старательскую артель «Юрская». Есть такой посёлок Югорёнок, что стоит на высоком берегу Юдомы. В этом посёлке и началась моя трудовая биография. Работали по двенадцать часов в сутки, без выходных. Было трудно, но чрезвычайно познавательно и интересно. Опытные люди, изумительная природа, горы… По окончании промывочного сезона я остался сторожить старательский участок. А это полгода добровольного одиночества в горах. Людей поблизости не было, а вот медведей, рысей и росомах хватало. От них и оберегал продовольственный склад и ледник. Тогда, в горах я и задумался о смысле жизни по-настоящему. В чём он? Этот вопрос не давал мне покоя. В бараке я не сидел сиднем. С самого утра и до поздней ночи бродил по горам. Иногда пропадал в них сутками. Красота Божьего творения захватывала меня полностью, целиком. В Якутии очень чистый воздух. От этого совершенно потрясающая видимость во все стороны. Где бы я потом ни был, но такой поразительной красоты нигде не видел. Первые мои шаги к Богу начались именно в этих горах… После я работал плотником, рабочим в топографической партии, кочегаром, плотником-бетонщиком… Освоил более двадцати подобных профессий. В одних из них был подмастерьем, а в других дорос и до мастера.
– Это правда, что Вы организовали стачку однажды?
– Стачку я не организовывал. Она возникла стихийно. Это случилось в Заполярье, на строительстве оловорудного комбината. Мы (в том числе и аз грешный) возглавили эту стихию или, как говорят в определённых кругах, взяли ситуацию под свой контроль. В противном случае могли быть самые худшие варианты, не исключающие и человеческих жертв. Организовали забастовочный комитет, выдвинули экономические требования, написали письмо в ЦК. Мы проиграли. Высокое начальство и в те времена защищало свои интересы, а не интересы простых людей. Так что ничего нового. Однако мы получили определённый опыт, и многие тогда окончательно прозрели, разуверившись в советской власти, так громко поддерживавшей рабочий класс на словах.
– Давайте вернемся к теме духовных советов. Можно ли давать кому-то совет идти в монахи?
– Монашество – это совсем не одежды, это внутреннее состояние человека. Совсем не значит, что ты в монашестве спасешься, а в миру пропадешь. Когда человек принимает монашеский путь, у него искушений больше. Обычно под монашеством понимают жизнь в монастыре. Но у нас таких монастырей практически нет, поэтому у нас все монашествующие живут в миру, что гораздо трудней и сложнее, чем отгородиться забором и в монастыре спасаться. Искушений в миру все-таки больше, и мирская жизнь сильно отличается от жизни монашествующей общины. Человек сам должен для себя решить, какой путь избрать. Лучше спасаться в миру, быть мирянином, чем быть неблагочестивым монахом в монашестве.
– В современном мире сложнее быть монахом/монахиней, чем раньше?
– Раньше было проще, потому что мир был верующим, а сейчас в информационной среде, в которой мы все находимся, человеку очень трудно встать на монашеский путь и вообще на путь веры. Где брать духовников, игуменов, которые были бы на духовной высоте, чтобы и других вдохновлять? Сейчас ничтожно мало таких людей, духоносных, которые светятся, от которых получаешь свет и понимаешь, куда дальше идти. Таких людей я, по сути, не встречал. Но я не говорю, что их нет. Может быть, и есть. А самому прийти к Богу и засветиться, как Серафим Саровский, – на это человек должен быть избран, и избран самим Богом.
– У Вас прихожане – в основном миряне?
– В основном миряне, но монашествующих у нас относительно много. Где-то 15 монашествующих по России – два архимандрита, два игумена, есть иеромонахи, иеродиаконы. Монастырей у нас нет, потому что, во-первых, нет средств, а во-вторых, это трудно, потому что власти смотрят на нас как на каких-то изгоев, в основном с подачи Московской патриархии. И поэтому монашествующим гораздо сложнее.
– А прихожане разные? Кто они?
– В основном прихожане бедные. Если бы у нас были олигархи, может быть, в материальном смысле мы не так бы бедствовали. Но, слава Богу, что у нас такие люди, которые особых благ не имеют. Люди разные. Есть кандидат медицинских наук, кандидат математических наук, есть бывший генерал, преподаватель музыкального училища, инженеры, строители, рабочие. Как и везде в наших церквях, люди добрые, отзывчивые, приветливые, простые. Конечно, если вглубь заглянуть, люди все разные, и там уже другое – страсти. Проблемы есть, конечно. Вообще, часто духовник – это человек, от которого люди много хотят, что он все проблемы может решить. Но это не всегда так.
– Что бы Вы пожелали читателям нашим?
– Чтобы они были воцерковлены и думали не только об этой жизни, не только о естественной жизни, но и о сверхъестественной. Я советую всегда читать жития святых, это спасительный опыт. В них всегда можно выбрать себе тот путь спасения, который тебе больше подходит, и брать его там, а не спрашивать у современных людей. У нас у всех много недостатков, и я тоже вырос в советской среде, на меня тоже наложилось это воспитание, я не идеал, не святой. Сейчас много различных псевдоправославных авторов, которых вообще читать не надо. Бывает и так, что люди начитаются святых отцов, берут подвиг на себя, не понимая, что святой не сам на себя подвиг взял, а у него был духовник, он прошел определенную, очень жесткую и высокую школу пути духовного возрастания, потом пошел в пустыню, спасался. А человек думает, что он тоже так сможет. Но чаще всего он этого не может и падает еще сильней, а потом уходит вообще в никуда. А тем, кто хочет выбрать монашеский путь, я желаю не спешить с этим выбором, а разобраться и посмотреть вокруг, или посмотреть на тех людей, которые находятся в монашестве и подумать: а не лучше ли я буду спасаться как мирянин.
Беседовала Алена Чепель,