Епископ Григорий (Лурье). Польза неправославного воспитания. Слово на память преподобномученицы Елисаветы, инокини Варвары и с ними пострадавших (05/18.07.2017)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память нашей святой — святой преподобномученицы Елисаветы, — а также с ней пострадавшей инокини Варвары и других членов царской фамилии, среди которых тоже были весьма достойные люди. Всех их мы почитаем мучениками, и их мученической кончины достаточно для того, чтобы почитать их во святых.

Но к Елисавете относится и другое — если бы она не претерпела мученической кончины, то, по всей видимости, мы все равно почитали бы ее во святых, потому что вся предшествовавшая ее жизнь была тоже такая. И, может быть, очень помогло ей, что воспитание у нее было в общечеловеческом смысле благочестивым, но о православии она ничего не знала.

Она воспитывалась в лютеранстве, и в своем лютеранстве по тамошним понятиям была благочестивой. Часто с благочестивыми протестантами так и бывает, что они начинают чувствовать, что им их веры не хватает. И это говорит о том, что в их вере есть определенная правда — больше, чем это кажется. Там правда не только в том, что совпадает с православным учением — есть же какие-то элементы и в протестантизме, которые, конечно, правдивы и хороши, — но еще более важная правда в том, что если протестант живет по-протестантски, то зачастую он чувствует, что этого не хватает. То есть в этой вере заложена информация, что надо идти куда-то дальше. Не в безбожие, куда пошли многие из лютеран, а именно к другому и настоящему христианству.

Когда она пришла из лютеранства в православие, этому очень способствовало то, что у нее не было православного воспитания. Православное воспитание приучает людей к православию как к привычке.

Воспитать православие, строго говоря, невозможно — благодаря воспитанию, можно помочь стать православным, но воспитать православным невозможно, в какой бы верующей семье он ни жил. А когда происходит такое массовое воспитание православных, как было в XIX веке, то людей приучали жить как бы православной жизнью, при этом будучи неверующими. Жили как попало и минимально соотносили свою жизнь даже с минимальными требованиями религии, которые так же минимально им были известны.

А с Елисаветой получилось иначе и далеко не сразу. И так как она выходила замуж не за наследника престола, а лишь за члена императорской фамилии, то по тогдашним российским законам, которые, кстати, противоречили христианским канонам, она могла не принимать православную веру. И она этим правом воспользовалась. Она могла бы всю жизнь оставаться лютеранкой, будучи женой великого князя Сергея, но она именно потому не переходила, что хотела на самом деле разобраться. Ушло несколько лет, пока она поняла, что православная вера истинная, и надо ее принять, что она и сделала через несколько лет после замужества.

Но приняла она именно православную веру, а не всякие русские народные обычаи. Поэтому через некоторое время обнаружилось, что ей трудно научиться этой вере дальше, а она в этом нуждалась. Учиться было не у кого не только при дворе, но и все распространенные авторитеты не вызывали у нее доверия.

Самая популярная была тогда Оптина пустынь. Елисавета со всецелым уважением относилась к тогдашним оптинским старцам, но контакта у нее не вышло. И в 1910-е годы обнаружилось, что не зря, потому что старец Варсанофий, к ужасу Елисаветы, повел себя двулично в важнейшем догматическом вопросе — в деле защиты православия, в вопросе об именах Божиих. Сначала он говорил одно, а когда пришел циркуляр от синода, который вряд ли старец считал богодухновенным, он вдруг резко меняет свое мнение, без всякой дополнительной аргументации.

Поэтому не зря Елисавета держалась подальше от Оптиной пустыни начала ХХ века. Но существовали малоизвестные старцы, например, Герман в Засимовой пустыни, которая существовала очень немного лет. Эта пустынь была светочем для тех, кто хотел найти истинное православие, после того, как Оптина пустынь перестала таковой быть.

То, что официальные духовные центры не вызывали доверия — это понимали очень многие. В частности, это понимала и царская семья, и Александра Федоровна. Но в царской семье, как и в интеллигенции, которая так вот интересовалась религией, считалось, что настоящая вера — это оккультизм. Поэтому сначала при дворе был один французский экстрасенс, потом его сменил Распутин, причем, предсказанный первым экстрасенсом, что, мол, будет у вас следующий друг семьи. Все это было очень зримо, очень понятно, и связано это было со здоровьем наследника.

Кто тогда был самый популярный в народе богослов, в 10-е годы? Флоренский. О чем он писал в своей книжке-диссертации «Столп и утверждение истины»? Исключительно об оккультизме, нет там никакого православия. А когда православного ректора академии спрашивали, почему он сделал его редактором журнала академии, ректор Федор Поздеевский, будущий новомученик, отвечал, что этот хотя бы во что-то верит. Нормальный профессор духовной академии был хорошо если не атеистом; он считал, что все ему должны быть благодарны за то, что он верит, что Бог есть.

Поэтому были люди неверующие, которые мимикрировали так или иначе под православных, были люди, которые увлекались просто оккультизмом, и у них была огромнейшая «каша» в голове, и это касалось родной сестры Елисаветы Федоровны. В результате, две сестры прекратили все отношения — последние годы они просто не общались никак.

Немногие понимали православную веру. Конечно, немногие, к которым относилась Елисавета Федоровна, отреагировали на спор об именах Божиих как на дело чрезвычайной важности и встали на сторону православия, и делали то, что могли, а могли они немало, потому что Елисавета Федоровна пользовалась влиянием при дворе, и тут было у нее единомыслие. Царь Николай понял, что более авторитетные люди говорят, что имяславие — это правильное учение. И к числу более авторитетных людей относилась Елисавета Федоровна.

Поэтому, когда мы смотрим на святых, которые у нас были раньше, мы видим, что в их жизни святого. Необязательно, что вся их жизнь была одинаково свята — это относится к мученикам.  И принимать надо именно то, что в их жизни святого. Но наша Елисавета Федоровна относится к тем немногочисленным святым людям, жизнь которых можно почти полностью принимать как святую.

Конечно, не надо, подражая, идти в лютеранство. Но все, что она сделала, стремясь к вере, все, что она сделала, будучи в православии — это практически вся жизнь святого человека. Хотя ее жизнь не была такой уж долгой — в пятьдесят с небольшим лет она уже была убита.

Кроме того, для нас, истинно-православных христиан, здесь особый пример, потому что она уже тогда, когда мало кто понимал, приняла то, что впоследствии стало называться истинным православием. То есть не просто какую-то защиту от безбожия, не просто какую-то ревность, не просто какой-то аскетизм, а аскетизм именно очень осмысленный, связанный с пониманием самой православной веры, что показала история со спором об именах Божиих.

Поэтому я надеюсь, что неслучайно так получилось — именно потому, что внешне выглядело все абсолютно случайно, — что наш храм носит имя святой преподобномученицы Елисаветы. Я думаю, что это одна из главных святых для истинного православия сейчас, и главная святая для нас.

Аминь.

епископ Григорий