Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы продолжаем наши беседы об изречениях отцов, и сегодня у нас очередная глава, которая посвящена борьбе со тщеславием. А называется она немного иначе — «О том, чтобы ничего не делать напоказ». Делать напоказ — это и значит делать ради тщеславия. Конечно, когда речь идет о том, что ты ведешь какой-то необычный образ жизни, то это всегда дает повод к тщеславию.

Борьба со тщеславием постоянна и неизбежна, причем не только в каких-то грубых формах, но, бывает, и в тонких. И начинается эта глава с  рассказа об авве Антонии, точнее о паломниках, которые пришли к нему. В дороге они очень устали, а какой-то молодой монах, который шел вместе с ними, помолился, и из пустыни пришло стадо диких ослов, на которых эти монахи доехали. Они с восторгом рассказывали святому Антонию об этом чуде, которое произошло по молитвам этого молодого монаха.

Антоний совершенно не разделил их энтузиазма и восскорбел об этом монахе — о том, что этот монах находится в большом искушении, если позволяет себе творить такие чудеса на публику. И через некоторое время он на глазах у этих старцев стал стенать и плакать, а на вопросы отвечал: пал столп Церкви. Они пошли искать этого молодого монаха и нашли его в горе. Он сказал, что он действительно пал, но пусть они попросят св. Антония, чтоб он вымолил ему хотя бы десять дней жизни, и этого времени ему будет достаточно, чтобы покаяться и умолить Бога о своей вине. Но через пять дней этот монах умер. Вот такая жестокая история.

Но чтобы не оставлять на этой ноте, расскажу и другую историю из этой главы, которая более типична. Некий молодой монах пришел к старцу и стал отказываться участвовать даже в псалмопении, мол, я не достоин, где мне там участвовать в настоящем монашеском богослужении. И от гостеприимства тоже отказывался — «не достоин, не достоин». Все это было не на публику, а при одном старце, но все равно это было тщеславие.

Старец стал его вразумлять сначала не прямо: вот ты зря ходишь все-таки по разным кельям, и вместо того, чтобы заниматься этими великими подвигами, сиди в своей келье, она тебя всему научит. Вот примерно такое простое поучение. Но монах не хотел его принимать и видимым образом огорчился, что он пришел обучиться высоким делам подвижничества, а тот отправляет его сидеть в келье.

Тогда старец, понимая его душевное состояние, объяснил: ты огорчаешься из-за того, что я говорю тебе вещи простые и необходимые, — у тебя действует тщеславие. Из-за того, что ты огорчился, как раз и видно, что у тебя неправильное устроение души. И тогда этот молодой монах понял, что он неправ, получил пользу и исправился.

И таких историй, конечно, гораздо больше, когда человек делает что-нибудь не то, а старец его обличает — или какой-то опытный человек, или даже неопытный человек, или просто жизненные обстоятельства. И когда он понимает, что само это огорчение говорит о том, что у него было это тщеславие, то он видит ту самую цель, с которой надо бороться.

Подобным образом говорит и Антоний Великий, когда к нему пришел некий человек возвышенной жизни – монах. Он его специально огорчил, и стало видно, что у того тщеславное настроение. Поэтому в монастыре это типично: человек туда приходит, и он старательный, хочет соблюдать принципы воздержания, а его зачастую специально и не специально — обычно хватает и того и другого — как-то смиряют, то есть провоцируют на обиду, огорчение и так далее.

Но если он имеет внутренние нетщеславные и смиренные настроения, то ему это все нипочем. А если он ничего такого не имеет, но имеет желание подвизаться, то он замечает свое собственное огорчение и исправляется таким образом, приходит к преуспеянию.

В целом, конечно, монахи не могут любить то, что связано со славой у других людей, даже если это не миряне, а другие монахи. Поэтому про авву Арсения говорится, что он бегал людей – именно ему прозвучали слова: бегай людей и спасешься. А про авву Феодора Фермейского, который подвизался с ним вместе, говорили, что он был для людей как нож. А что это означает? В этом месте не расшифровывается, но можно понять из других рассказов об этом авве.

Однажды пришел к нему за назиданием некий монах, и тот его не выгнал, потому что это запрещалось правилами монашеской жизни, но  не стал с ним говорить совсем, нисколько. Тот провел у него три дня и ушел ни с чем. Ученики аввы Феодора спросили, почему он с ним так? Тот отвечает: потому что это торговец чужим товаром.

Люди, о которых мы упоминали в других главах, говорят со старцами так, чтобы потом можно было бы протранслировать их слова и самим получить потом некую часть от их славы. Таким людям, конечно, вообще ничего говорить не надо, потому что сами они, если что-то и запоминают, то не для того, чтобы исправляться. И поощрять их тщеславие, делать их учителями для других – это тоже ничего хорошего, потому что это будут «слепые вожди слепых».

Поэтому в этой главе еще говорится, что в Скиту считалось, что добродетель, совершенная напоказ – это уже не добродетель, а грех. Вообще, насколько были отцы чувствительны к таким проявлениям тщеславия, может рассказать еще история об авве Нестерое – это был один из великих подвижников Скита. Рассказывается о нем, что он как-то шел по пустыне с учеником, и они встретили дракона. Какое животное могли назвать драконом – это сложный вопрос, но понятно, что ничего хорошего в нем не было. И они принялись бежать и убежали. Потом ученик его спрашивает: авва, неужели тебе было страшно, зачем ты побежал? Он ответил: нет, мне не было страшно, я мог бы не бежать, но тогда я бы не убежал от тщеславия.

Есть в других главах патерика аналогичные истории другого аввы – Даниила Скитского, — который жил чуть позже, в VI веке. Он прошел среди варваров так,  что они его просто не видели, и после этого сказал: теперь сотворим человеческое и убежим. То есть одно дело преодолеть силой Божией и молитвой какие-то внешние опасности, а другое дело преодолеть возникающий из-за этого помысел тщеславия. И вот это настолько плохо, что лучше более человеческим способом преодолевать эти житейские опасности.

Есть еще другая серия историй — она, конечно, очень большая, далеко не все истории помещены в этой главе, — когда какие-нибудь славные или не очень славные люди приходят просто на монаха посмотреть, а, может быть, даже получить какую-нибудь душевную пользу. И вот несколько таких историй рассказывается в  сегодняшней главе. В частности, знаменитая история про авву Моисея.

Он был настоящим негром. То есть не просто имел смуглую кожу, как это бывает у семитов, особенно в Египте, а он был действительно негроидом. Он был из бандитов, из какого-то дикого племени, обратился и стал великим святым. И о нем узнал какой-то вельможа, который приехал издалека. И встретил он на улице авву Моисея и спросил: где келья аввы Моисея?

Тот ему авву Моисея обругал, сказал, что это совершенно негодный старикашка какой-то, совершенно не стоит к нему идти, и отказался говорить, где келья аввы Моисея. После этого вельможа встретил других старцев скита, и они ему объяснили, что это был авва Моисей, потому что перепутать его внешность невозможно. И вот про этого вельможу говорится, что он ушел, получив большую пользу. Он шел за наставлением – и получил наставление, и авва за него помолился. Все разрешилось наилучшим образом.

Но бывают истории аналогичные, но другие, потому что не все зависит от аввы, но и от человека. Некий авва Симеон, который был предупрежден, что к нему направляется некий начальник для того, чтобы просто на него посмотреть, нарядился в какие-то пестрые немыслимые лохмотья и сел где-то на улице. И когда пришел начальник, то стал что-то бессвязное говорить – впоследствии это назвали юродством. Этот начальник посмотрел на него и, преисполнившись презрения, ушел, —мол, не на что тут смотреть.

Вот кто-то понял, будучи даже начальником, что здесь есть некий урок и назидание, а бывают и противоположные случаи. Ничего удивительного. А святые отцы говорят, что с миром может быть только два способа отношений – либо  от него убегать и с ним не видеться, либо юродствовать, то есть насмехаться над миром, то есть превращать социальные взаимоотношения в балаган.

То есть можно отношения уничтожить и «выломать» себя из общества, либо превратить их в некоторый балаган. Но чего не может быть – это нормального социального взаимодействия с людьми. Нормальное социальное взаимодействие для людей построено на том, что они стремятся к некоторым общим целям.

Если у тебя сформировалось не просто желание христианства, а именно настроение, связанное с отрешением от мира, то у тебя не может быть общих целей с теми людьми, которые хотят в мире как-то устроиться, как-то прожить. И поэтому взаимодействие с ними будет тебя затягивать на их цели, возвращать в мир – это, конечно, противоречит аскетическим целям. Но можешь с ними вот так несколько юродствовать. Мы говорим о IV веке – тогда еще  институт юродивых Христа ради не успел сформироваться, но элементы этого тогда уже были, и, как мы видим, была уже и  теория вопроса.

Но самое главное – то, о чем нам напоминает амма Синклитикия: если мы делаем так, чтобы все это видели, то наши добродетели улетучиваются. Если мы хотим, чтобы они нам помогали, чтобы они оставались при нас и приносили плод, то надо, чтобы все это делалось закрыто и невидимо. Независимо от того, в какой степени мы подвижники и отвергаемся от мира, мы легко можем все начать  с того, чтобы не делать напоказ. От делания напоказ никому ничего хорошего не будет.

От ожидания восторгов или хотя бы благодарности от других людей никому ничего хорошего не будет. В лучшем случае мы получим свою мзду, как объясняют нам отцы в сегодняшней главе. То есть никакой небесной награды за свои добродетели мы не получим – и это в лучшем случае. А еще могут быть далеко не лучшие – например,  мы можем вызвать у кого-то зависть и сами ввергнуться в зависть: вот его больше благодарят, он более славен, а меня меньше – дай-ка я позавидую.

И дальше начинается очень много всяких грехов. Поэтому если хочешь жить по-христиански, то легко начать с того, чтобы не делать напоказ, чтобы не ожидать похвал. А надо делать только ради того, что бы был какой-то результат, а если тебе нужен результат, то не жди никаких похвал.

Аминь.

епископ Григорий