Калужская епархия Истинно-Православной Церкви
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня мы заканчиваем наши собеседования на «Собеседования» Иоанна Кассиана. Всего было 24 собеседования, а наших бесед было даже 25, мы их растянули на два Великих поста, завершив в этом году то, чего не сделали в прошлом.
Иоанн Кассиан пишет, что 24 поучения символически уподобляются 24-м старцам Апокалипсиса, которые поклоняются Агнцу. Хотя у него старцев было меньше, чем поучений, потому что от некоторых старцев было по нескольку, но это число некоего завершения. Что такое 24 старца? Это 24 священнических череды в Ветхом Завете, в ветхозаветном Храме. Там были 24 священнических семьи, которые чередовали служение в храме. Это полнота священства ветхозаветного, которое у нас прообразовательно относится к новозаветному. Это что касается общего количества поучений.
Сегодня последнее поучение — старца Авраама. Оно называется «Об умерщвлении плоти». Оно о том, в какой степени правильно какие именно принимать на себя аскетические подвиги. И вопрос возник вот почему: Иоанн и Герман в Египте весьма тяготились непривычным для них климатом, всей этой местностью, и у них возникало большое желание вернуться к своим богатым родителям домой, в Галлию. Там была совсем другая для них природа, плодородная местность, родители были богатые, там можно было забиться куда-нибудь в леса и ни в чем не нуждаться. Там, в лесах можно было много всякой еды найти, и родители бы помогали.
И вот, у них были такие мысли, которыми они поделились со старцем Авраамом, и тот им сказал, почему так делать не надо. Впрочем, далее этот старец им объяснил, в каких случаях так делать можно, и мы знаем, что потом они так и сделали спустя много лет.
Прежде всего, объяснил старец, неправильное рассуждение заключается в том, что если мне не надо будет работать, если мне будет очень удобно, то у меня будет удобная духовная жизнь. Тут он обращает внимание, что многие египетские подвижники могли бы прямо на берегу Нила устроить себе кельи, а они их устроили себе так, что за несколько километров надо таскать воду, — для того чтобы утруждать свою плоть. И тут еще можно добавить, что мать Сарра, которая, как известно, жила именно на берегу Нила, за 60 лет своего подвижничества ни разу на эту реку не посмотрела, чтобы не наслаждаться красотой. И с точки зрения египетских крестьян (крестьян, не христиан) пустыня тоже ничего красивого собой не представляет. Но поэтому легче — меньше отвлекает.
Старец Авраам также говорит, что есть монастыри, которые занимаются сельским хозяйством, устроены в подходящей для этого местности. Вроде бы они сами себя кормят, вроде бы они все заняты, чтобы не пребывать в праздности и духовно не страдать от этого, но, с другой стороны, получается рассеяние. То есть, в принципе, в сравнении с настоящим монашеством, получается то, что мы сейчас называем «православным колхозом», как до революции было в большинстве монастырей, просто сельскохозяйственная артель. Это, конечно, плохо. Но, опять же, если мы сравниваем с мирской жизнью, то это, может быть, наоборот, хорошо. Тут тоже всё относительно.
Конечно, питаться просто приношением своих родителей — это противоречит апостолу Павлу, который говорит, что надо есть от трудов своих рук: «Не трудящийся да не ест». Он сам это делал, так и мы должны, особенно, если мы монахи.
И еще бывает такая опасность, что, может быть, от своих ты уйдешь куда-нибудь, а тогда сильные мира сего начнут очень много жертвовать, потому что они хотят, чтобы ты за них помолился. Начинается тут и тщеславие, и то же самое искушение богатством, и так далее — это тоже плохо, от всего этого надо отстраняться. Вот такие вещи лишний раз, но очень пространно, напомнил авва Авраам и, естественно, в ответ получил вопрос: «Ну, значит, понятно, нам не полезно возвращаться в нашу Галлию, но почему вы сами не следуете этому совету? Потому что вы, египетские монахи, живете совсем недалеко от мирских домов, а многие живут даже поблизости своих родных деревень». И на это он отвечает так, что не каждому это полезно и не каждому возможно.
Понять, кому это возможно и уже не вредно, можно из рассказа об авве Аполлосе (отдельно этот рассказ тоже известен). К авве Аполлосу как-то вдруг прибежал его брат, живший, естественно, неподалеку. Он попросил помочь достать из ямы вола, который туда упал. Тот ему ответил: почему ты к младшему брату не побежал, зачем ты ко мне побежал? А тот младший брат умер 15 лет назад, поэтому мирской брат решил, что совсем уже этот авва Аполлос замолился и совсем уже не соображает — забыл, что их брат умер. Но авва Аполлос объяснил: если он умер, и ты к нему не обращаешься, то я умер для мира, а почему ты обращаешься ко мне? — И так он к нему и не пошел. Если ты можешь так, то ты можешь тогда жить неподалеку от своих, когда ты можешь так ответить, потому что в жизни с родственниками есть очень большой соблазн, и вот здесь надо его отдельно подчеркнуть, как делает это авва Авраам.
Когда ты начинаешь жить с близкими, то даже если с материальной точки зрения все как-то более-менее терпимо, но ты поневоле начинаешь увлекаться их радостями, огорчаться их огорчениями и сочувствовать всем этим переделкам их мирской жизни. И, как говорит авва Авраам, если ты здесь так с ними живешь, то потом и на том свети с ними и останешься вот в этих радостях и горестях. Это для монаха совершенно неправильно, потому что монах должен отделяться от повседневных беспокойств мирян.
Для того, чтобы молиться за тех же самых мирян и конкретно вот этих, нужно не вместе с ними тонуть, а стоять где-то на берегу. Потому что, — это уже я так продолжаю эту мысль, — когда ты хочешь спасти утопающего, тонуть из солидарности с ним — это совершенно не лучший выход. Не увлекаясь его эмоциональными состояниями, легче понять, чем же действительно можно помочь. По этой же причине бывает, что хирурги не оперируют своих родственников сами, и также психиатры никогда не лечат своих родственников сами. Потому что здесь слишком велика эмоциональная вовлеченность, которая им мешает. У монахов не должно быть никакой эмоциональной вовлеченности.
Авва Авраам объясняет два очень похожих места в Писании. Одно — это из Евангелия от Матфея, где говорится: «В царствии небесном мы получим в 100 раз больше» каждого из видов родственников, которых перечисляется шесть. Еще он говорит, — напомню, что разговор состоялся в конце IV века, — что многие понимают это место неправильно — будто там будет буквально 100 жен в царствии небесном и по сотне остальных видов родственников (как потом мусульмане стали понимать буквально аналогичную мысль). Но здесь имеется в виду, что просто отношение к людям будет другое и намного лучше.
Но есть еще параллельное место в Евангелии от Марка. Там сказано примерно то же самое, но оно отличается тем, что стократное воздаяние женами и прочими видами родственников обещано еще в веке сем. И вот это говорит о количестве, а не только о качестве. Если Евангелие от Матфея говорит о стократном (то есть бесконечнократном) изменении качества отношений с людьми в царствии небесном, то Марк говорит еще и о количестве. Да, здесь мы уходим, если мы становимся монахами (а я добавлю, если мы вообще становимся христианами), и тогда, конечно, некоторые наши светские связи, в том числе даже с родственниками, или ослабевают, или вовсе прекращаются. Но постепенно мы оказываемся в общении с людьми, у которых эти связи точно так же в свое время ослабились или оборвались, но которые занимаются тем же, чем и мы. То есть мы собираемся вокруг общего дела, и этим общим делом становится наше христианство.
И тогда естественно, что мы стараемся друг другу помогать. Получается, что мы теряем, может быть, единицы, максимум десятки каких-то связей (как правило, единицы), а приобретаем десятки и сотни. Так можно понимать это место в Евангелие от Марка, что мы получаем больше, чем то, что теряем.
Но, конечно, это не дружба для того чтобы просто вот так вот друг друга развлекать, а это для того, чтобы друг другу помогать, и не в чем попало. Потому что люди, занимаясь светской работой, тоже друг другу помогают, у них устанавливаются хорошие отношения. Но в христианстве, когда эти отношения по поводу христианства, они еще более хорошие, по-другому хорошие. Они позволяют поддерживать друг друга каким-то таким образом, который объяснить затруднительно, даже и христианам трудно классифицировать, но таким, что это и вправду действует.
Об этом сказано у апостола Иакова: «Много сможет молитва праведника поспешествуема». Вот, в отношении меня праведниками являются все православные христиане, которые обо мне могут помолиться. И если они это сделают, то, конечно, их молитва много сможет, в частности, и в том, чтобы мне жить по-христиански. Вот что дает в обмен христианская жизнь.
Теперь, если резюмировать это поучение аввы Авраама, то вот о чем оно говорит: в принципе, если мы становимся монахами (и в какой-то степени, если мы просто становимся христианами, это уже я добавляю), то тогда, конечно, я остаюсь с Богом один на один. Я никого рядом с собой не имею. Если мне по мирским моим привычкам и жизни кажется, что кто-то был, — ну, например, мои родители, или еще какие-то близкие, — то на самом деле этого нет. Но если я действительно так вот оказываюсь с Богом, то Бог мне всех возвращает с избытком, и тогда уже и неважно, где я живу, поблизости от дома моей семьи, где я вырос, как египетские отцы жили, или далеко, как жили в странничестве многие другие отцы, те же Иоанн Кассиан и Герман, хотя потом они вернулись в свои родные места, где основали монастыри. Это уже неважно.
И еще об одном нужно сказать, потому что это такой соблазн, который не только в IV и V веках актуален был, но и для нас сейчас. Некоторые говорят так: «Надо мне пойти к людям с ними общаться, потому что я смогу им проповедовать». Как апостолы шли, проповедовали. На это ответ такой, что да, если тебе это удастся сделать, предположим, то ты большую мзду приобретаешь для своей души. В этом смысле очень выгодная сделка. Но зачастую бывает, что ты тратишь больше. Авва Авраам рассказывает историю про некоего брадобрея, который получал в своем городке маленькую выручку за каждую операцию, но ему хватало на его жизнь, и он еще откладывал на старость. И вот, он узнал, что в большом городе брадобрей получает намного больше, и он решил перебраться туда. И стал там зарабатывать столько же, сколько и они. Но тут выяснилось, что еда на рынке стоит столько, что ему уже ничего не остается. То есть зарабатывает он больше, но тратит столько, что на жизнь не остается. После этого он вернулся. Когда мы начинаем проповедовать другим, мы вступаем с ними в общение, и мы очень много тратим. Это большой вопрос, хорошо это или нет.
Хорошо, когда нас не спрашивают, когда нет выбора. В истории византийского миссионерства постоянно бывали удачные случаи, когда люди помимо своей воли оказывались где-то, Бог их укреплял, чтобы все равно у них много и оставалось. Но, к сожалению, когда мы сами напрашиваемся, то, получается, что по нашему тщеславию мы получаем по голове. И вот, сейчас тоже важно нам сидеть потише, если нет какой-то необходимости — если Господь нас не ставит в такое положение, — а он, кстати, ставит, и достаточно часто, всех нас. Да, если мы занимаемся только собой, то прогресс у нас медленнее, то есть, мы получаем, как тот брадобрей, маленькую плату. Но происходит накопление. Если же мы начинаем какую-то очень активную церковную жизнь, привлекаем кучу людей, то мы получаем большую плату, но непосильными оказываются наши расходы, как правило. Поэтому будем стараться внимать к себе и, по возможности, то есть, насколько это зависит от нашего выбора, — то есть не на 100%, а насколько зависит, — будем стараться приобретать понемногу то, что можно стяжать в уединении. Аминь.